А. Бертрам Чандлер - Гаммельнская чума (авторский сборник)
— Слышу вас отлично, Деламер. Очистите эфир. Я занят.
— Граймс, приказываю вам немедленно возвращаться. Мичман Дэвис, разрешаю вам при необходимости применить силу. Постарайтесь обезвредить мятежника и примите командование “Хаски”.
Граймс поглядел на антенну. Она снова замерла, указывая направление “три часа”. Сомнений нет: корабль на орбите. Это необходимо учитывать. Он внес соответствующие поправки и взял чуть правее.
— Граймс! Мичман Дэвис! Вы слышите меня?
Черт бы его побрал. Антенна все еще настроена на сигнал с места катастрофы, но если передатчик на базе заработает на полную мощность, связь с “Гребе” мгновенно прервется.
— Граймс! Мичман Дэвис!
— Граймс на связи. Я не могу приказывать. Но я обращаюсь к тем, кто сейчас находится возле передатчика Карлотти. Проводится спасательная операция. Я веду судно по пеленгу, ориентируясь на Карлотти–сигналы с терпящей бедствие яхты “Гребе”. На борту находится женщина, она в тяжелом состоянии и не может ждать. Пожалуйста, освободите эфир.
Он никогда не узнал, что произошло потом, однако ему показалось, что он услышал звук потасовки. И еще ему показалось, что микрофон поймал яростное шипение Мэгги:
— Предохранитель!
Граймс переключил внимание на пульсирующую сферу масс–индикатора. Да, вот она — крошечная, едва различимая искорка. Она быстро перемещалась в направлении центра сферы. Слишком быстро? Пожалуй, нет. Судя по обстановке, рандеву состоится. Только бы не подвел Манншенн. Но что касается времени… Время — такая вещь, которую лучше не терять, а тем более в подобных ситуациях.
— Мэвис, — произнес он, склонившись к микрофону. — Когда я скомандую “полный назад”, я хочу, чтобы это был действительно “полный назад”. Никаких полумер.
Искорка стала ярче. Она пересекала границы полупрозрачных сфер одну за другой. Граймс сменил калибровку шкалы, словно мог замедлить ее падение к центру сферы, но расстояние неуклонно сокращалось. Снова и снова Граймс калибровал шкалу. Искорка коснулась сияющей бусины, которая обозначала местоположение “Хаски”, и слилась с ней. В течение микросекунды Граймс пережил сверхъестественное ощущение — он почувствовал, как слились. нет, не два корабля, но две личности.
— Манншенн — стоп! — крикнул он в микрофон интеркома — Инерционный — полный назад!
Корабль содрогнулся. Казалось, ему стоило усилия отскочить от цели, к которой он только что мчался. Гироскопы прекратили вращение на своих танцующих осях Цвета постепенно становились привычными — но на экране заднего обзора звезды безумно дрожали, словно Движитель продолжал работать.
— Все двигатели — стоп! — крикнул Граймс, возвращая гандшпуг в среднее положение.
Совсем рядом, чудом не задевая “Хаски”, медленно вращался вокруг каких‑то невообразимых осей искореженный корпус вооруженной яхты “Гребе”.
Мэвис Дэвис вошла в рубку в тот момент, когда Граймс пытался влезть в скафандр. На лбу у нее была небольшая ссадина, из которой сочилась кровь. Подобно большинству некрасивых женщин, в состоянии эмоционального и физического напряжения она удивительно хорошела. И когда прежде, чем опустить шлем ему на плечи, она поцеловала Граймса — легко, но с неожиданной теплотой — он понял, что желал бы продлить это прикосновение.
— До свидания, Джон, — сказала она. — Приятно было узнать вас.
— Черт побери, Мэвис, что вы хотите сказать?
Она криво усмехнулась.
— Иногда мне кажется — особенно когда кто‑нибудь развлекается с Манншенновским Движителем… — она не договорила и загерметизировала его шлем, сделав продолжение разговора невозможным.
По пути к шлюзу Граймс прихватил все необходимое. Люк распахнулся — и он понял, что от “Гребе” его действительно отделяет один шаг. Граймс оттолкнулся от своего маленького суденышка — и магниты на подошвах и перчатках плотно прилипли к корпусу “Гребе”. Он распластался на обшивке, точно паук — если бывают пауки о четырех конечностях. Почти сразу выяснилось, что открыть воздушный шлюз яхты невозможно. Впрочем, это не имело значения — в нескольких футах от люка зияла пробоина, в которую Граймс протиснулся без особых усилий.
Слабый голос, наконец‑то зазвучавший в наушниках, показался странно знакомым:
— Почти вовремя.
— Я мчался так быстро, как только мог. Где вы?
— В рубке управления.
Граймс двинулся вперед, освещая дорогу маленьким фонариком. То и дело приходилось пускать в ход лом.
Он нашел ее в кресле пилота. Ремни безопасности были пристегнуты. Когда Граймс вошел, она слабо пошевелилась и каким‑то образом повернула кресло, чтобы посмотреть на него. Сквозь иллюминаторы в рубку проникал свет прожекторов “Хаски”, однако шлем отбрасывал на ее лицо густую тень.
— Чертовски не хочется признавать, — проговорила она, — но ты был прав, Джон.
— О чем вы?
— Твои обличительные речи против всякой автоматики. “Никогда не допускай, чтобы твоя жизнь зависела от одного–единственного предохранителя”. Моя метеоритная защита, такая надежная… в тот момент, когда прозвучал сигнал тревоги, было уже слишком поздно…
Теперь он стоял сзади, поддерживая ее за плечи, проклиная броню скафандров, которая разделяла их.
— Соня, я пришел, чтобы вытащить тебя отсюда. Чтобы перенести на борт “Хаски”, — он начал расстегивать пряжки ремней безопасности.
— Слишком… поздно.
Она закашлялась. Булькающий звук, вырывавшийся из ее заполненных жидкостью легких, был невыносим.
— Слишком… поздно. Я держалась… держалась до последнего. Запусти… Движитель Манншенна. Энергии хватит… аккумуляторы…
— Соня! Я вытащу тебя отсюда!
— Нет. Нет! Запускай… Манншенна…
Он продолжал возиться с пряжками. И тут, собрав последние силы, она толкнула его. Граймс отлетел в сторону, открыв ей доступ к панели управления. Его рука ухватилась за что‑то, сжала… Гандшпуг? Нет. Это “что‑то” едва заметно шевельнулось.
Он не слышал, как заработал двигатель — в корабле не осталось воздуха, без которого звук не может жить. Он лишь ощутил вибрацию, когда гироскопы проснулись и начали вращаться. Жесткий белый свет прожекторов “Хаски” стал пурпурным. Вселенная, окружавшая его и Соню, перестала существовать. Однако он был спокоен. И Соня была спокойна, и ее рука крепко сжимала его руку.
И…
— Мы снова нашли друг друга. Мы снова нашли друг друга… — повторяла она.
Граймс смотрел на нее, смотрел долго–долго. Он до смерти боялся, что она снова исчезнет, и крепко сжимал ее руку. Потом очень осторожно огляделся. Он по–прежнему стоял в святилище, но странная магия, казалось, исчезла без следа. Просто большое безликое помещение, по форме напоминавшее неправильный куб. На полу, почти в центре, возвышался черный каменный постамент, похожий на саркофаг.
