Леонид Шифман - О чем думала королева? (сборник)
Когда Катя предрекала, что Мотя внесет свою лепту в осуществление проекта Стерна, она не знала, что как раз лепту он уже внес. А, точнее, целых пять лепт, что в 2,5 раза больше библейского вдовьего дара!
Дело в том, что перед отъездом из Греции Мотя зашел в нумизматический магазин и купил подарок для Стерна – маленькую монету в пять лепт 1912 года с дыркой посередине и изображением совы. А сова, как известно, олицетворяет мудрость, и чеканилась на греческих монетах еще с античного периода.
Монета была выбрана не случайно. Рассматривая витрину, Мотя вспомнил, как Катя рассказывала ему о том, что в 1912 году русский режиссер Владислав Старевич на студии Ханжонкова снял документальный фильм (покадровая съемка!) о развитии головастика. И в голове у Моти, когда он увидел сову и цифры года и вспомнил Катин рассказ, возникла цепочка образов, в которых развитие технического прогресса обогащает мудрость познания окружающего мира…
Когда на одном из первых обсуждений проекта была утверждена схема полета с пролетной траекторией мимо Плутона и безвозвратным уходом зонда в межзвездное пространство, Мотя сказал Стерну, что по греческому обычаю всякий, покидающий этот мир безвозвратно, должен иметь при себе мелкую монету, чтобы заплатить Харону за помощь в пересечении границы вечности. И подарил пять лепт.
Было решено, что эта монета будет размещена на зонде. Стерн сказал, что как всякий законопослушный американец он ответственно относится ко всем своим финансовым обязательствам, даже если это обязательства перед мифологическими персонажами. Зонд – его детище, и он должен проводить его в дальний путь как положено. И добавил, что надеется – в данном случае это поможет получше рассмотреть лицо Харона, когда зонд приблизится к нему, и Харон обратится за своей законной платой.
Но монета – это вклад «материальный». А Катя, конечно, имела в виду творческие результаты. Мотя работал над поставленной задачей основательно и в первую очередь попытался рассмотреть ономастический изоморфизм. То есть, он хотел понять, как соответствуют друг другу имена, наименования и описания мест в греческой мифологии и названия объектов системы Плутона.
Он уже прочел массу статей и книг по истории и культуре Древней Греции. Но корпус источников по этой теме столь обширен, что неудивительно – он еще многого не знал.
Но одно он знал точно – главным объектом его исследования будет «Дафнис и Хлоя» Лонга. То, что его встреча с Катей и фантастическая трансформация Камо не были «случайно» связаны с этим текстом, не вызывало у него и тени сомнения. Да и спасительная для его психики работа над переводом в американском кампусе лишний раз подтверждала таинственность определяющей роли «Дафниса и Хлои» в его судьбе.
А «формально» Мотя объяснял свой выбор тем, что это был единственный объемный и полностью сохранившийся текст античного буколического романа. Время его создания – II в. н. э. – соответствовало завершению формирования корпуса древнегреческих мифов и, следовательно, обеспечивало полноту фольклорных источников – песен пастухов. А характерное для буколического романа «отвлеченное действие на фоне абстрактного пейзажа», ярче всего проявляло именно структурные формы отображаемого мира, что и требовалось для изоморфических сопоставлений с реальностью.
Прежде всего следовало произвести отождествление «географических объектов» и героев романа с мифическими персонажами и реальными астрономическими объектами.
Так он отождествил остров Лесбос с мифологической ойкуменой и реальной Солнечной системой. И уже в первых строках романа проявился главный объект исследований миссии Стерна. Это была «роща, нимфам посвященная». Роща находилась на границе Лесбоса и бескрайнего моря, состояла из множества отдельных деревьев разного размера и, в то же время, была целостным образованием. И Мотя в физической реальности сопоставил ей пояс Койпера – недавно открытый пояс астероидов за орбитой Нептуна на границе Солнечной системы.
И в соответствии с такой трактовкой он скоро нашел и упоминание о зонде Стерна – станции «Новые Горизонты». В романе говорилось о том, что «множество людей, даже чужестранцев, приходили сюда», т. е. в рощу (или в пояс Койпера, в понимании Моти). Эти «приходящие люди», конечно же, были те новые объекты, которые регулярно открывали в поясе Койпера астрономы, а станция «Новые Горизонты» сегодня овеществляла собой образ приходящего издалека «чужестранца».
Конечно, всякое отождествление имеет свои границы – и временные, и сущностные. Разные объекты могут быть очень схожими «здесь и сейчас» в одном и совершенно различными «там и тогда» – в другом. Так, заяц, спасаясь от собаки, может проявлять чудеса лисьей хитрости, но не имеет с ней ничего общего, наслаждаясь капустным листом.
И, зная об этом, Мотя ничуть не удивился, когда в образе старика Филета разглядел Солнце. «Одной только песней своею управлял я стадом большим быков», – говорит Филет, и Мотя понимает, что речь здесь идет об управлении движением огромного «стада» объектов Солнечной системы. Но этот образ богаче, чем кажется на первый взгляд. Управление Филетом-Солнцем осуществляется не «силой», а именно песней, которая, как лейтмотив, содержит в себе и гравитационную силу, но не только ее!
В этой песне есть и магнитные, и световые и даже акустические мелодические фразы. И в последнее время акустика планет и звезд стала все больше привлекать внимание астрономов. От холодного, ровного, водопадного шума в атмосфере Титана до симфонии тибетских мотивов и фантазий «а-ля Имма Сумак» венгерского астронома Золтана Колача, познакомившего нас с акустикой переменных звезд.
И Филет демонстрирует эти мелодии музыки сфер: «И казалось, будто слышишь разом поющих несколько флейт: так звучно играла свирель. Понемногу силу снижая, он перешел к напевам понежнее. С великим искусством он показал, как следует стадо пасти под разный напев…»
Обо всем этом он писал Стерну и обсуждал с ним стратегию дальнейшего анализа романа.
Но было в его работе и то, о чем он не говорил никому. Он был потрясен тем, что текст «Дафниса и Хлои» однозначно подтверждал правило фрактального подобия квантовой истории по отношению к ним с Катей.
Первый раз он подумал об этом, когда встретил в тексте имя Доркона. Решив проверить, насколько часто встречается это имя, он нашел только, что Доркон был отцом некоей Бострихи, подозреваемой в краже денег в IV веке до н. э., Дорконом звали убитую в бою в 617 году лошадь персидского царя Хозроя, тогда же, в первой половине VII века, это имя встречается в книгах уроженца Египта Феофилакта Симокатта и, наконец, Дорконом называется современная российская фирма, производящая профессиональные системы орошения.
