Алексей Ефимов - На землях рассвета
Над головой то и дело свистели пули, но лишь споткнувшись об человека, старавшегося собрать выпавшие из разорванного энергопризмой живота внутренности я понял, что нам противостоят не только охранные машины — люди убивали людей в то время, когда всем им грозил истреблением сильнейший враг…
Башня показалась неожиданно. Я едва не налетел на ее сизую, несокрушимую стену, уходящую высоко в дымный полумрак. Здесь, в мертвой зоне, я остановился, чтобы перевести дух. Амбразуры нижнего яруса находились почти на уровне земли — прямоугольные окна, низкие и длинные, прорезанные в двадцатидюймовой броневой стене. Прорези были такими, чтобы просунуть ствол с ночным прицелом, но не больше.
Пробегавший мимо охранник бросил гранату прямо в щель, из которой показался тупой торец энергопризмы. Внутри глухо грохнуло и вместе с дымом из амбразур вырвались вопли раненых и брань уцелевших.
Я опомнился. Отбежав на десяток шагов, я почти ощупью нашел лестницу, ведущую на плоскую крышу портала. Она исчезла под массой человеческих тел. Вокруг визжали пули, врезаясь в эту массу или цокая о металл, люди срывались и падали — корчась или оставаясь лежать. Но я хотел сделать все, чтобы моя семья попала домой, где она будет хотя бы в относительной безопасности. И я яростно лез вверх — по окровавленным, стонущим телам, по крутым узким ступенькам, подгоняемый теми, кто карабкался сзади. Вокруг, почти неслышно в диком реве, посвистывали пули и разряды призм. Пару раз я слышал сочные хлопки попаданий и на меня брызгала теплая кровь…
Пробежав по узкой дорожке между глухой задней стеной башни и силовым полем, я выскочил на широкую площадку над перекрытием Ворот. Из выходивших на нее амбразур башен шел дым. Оттуда перестали стрелять — наши уже ворвались внутрь и атака удалась — по крайней мере, ее первый этап…
Задняя дверь правой башни была массивной стальной плитой. Ее взорвали кумулятивными минами и неширокий проем в толще металлической стены был оплавлен. Озверелые вооруженные люди, рвущиеся в него, грубо отпихивали меня, но я все же попал в просторный, почти темный каземат, сразу споткнувшись обо что-то мягкое. Сверху доносилась стрельба — на верхних ярусах еще держались защитники. Здесь же было почти пусто, лишь вдоль стены к пушке тянулись бронированные трубы энерговодов — зато на полу лежали трупы доброго десятка солдат. Всех их изрешетило осколками взорванной двери прежде, чем они успели отступить. Их кровь чавкала под ногами и ручейками стекала в пролет лестницы.
На втором ярусе, как и на первом, лежало еще по нескольку мертвых гвардейцев — у них были черные панцири из титановых пластин, покрывающих их тела от плеч до верха бедер, но такая броня, отражающая прямой удар автоматной пули, конечно, не могла защитить от осколков. Тел нападавших не было — они забросали нижние этажи гранатами. Здесь, как, впрочем, и всюду, плавал едкий дым.
Короткая лестница вела к взорванной двери в ярко освещенный каземат под Воротами, заполненный машинами и приборами, в котором теснились вооруженные люди. Пульты, с которых управлялись орудия, обзорные экраны — все было разбито вдребезги, изоляция в них горела и я закашлялся в дыму. Тем не менее, по грохоту колес над головой, я понял, что Ворота уже открыты.
На полу лежало несколько мертвых, наших и гвардейцев, словно бы изорванных каким-то великаном с бешеной злобой: здесь стреляли из энергопризм, почти в упор. Я, зажав рот, проскочил комнату. Одна из двух ее тыльных дверей, ведущих в главный туннель, была разворочена взрывом. Лестница за ней вела к боковой, тоже взорванной двери. Здесь крови не было — уцелевшие гвардейцы догадались сбежать перед взрывом.
По крутым железным ступенькам я выбрался в туннель, едва не попав под колеса бешено мчавшихся машин — когда ворота были открыты, в них ворвались основные силы. Я почувствовал страх — что, если гвардейцы в форте плюнут на все и откроют огонь? Но я не мог ни повернуть назад, ни остановиться.
Через десяток метров сталь сменилась зеленовато-серым сплавом. Здесь было темно, жарко и страшно — казалось, в вибрирующем воздухе вот-вот полыхнет молния. Я ускорил бег, стараясь поскорее миновать этот участок и вскоре оказался в ущелье. Здесь было идеальное место для засады — атакующим угрожали не только орудия форта, но и гребни высоких стен, с которых их можно было обстреливать. Оттуда и впрямь летели разряды призм — от проносившихся мимо машин отлетали обломки, но это оружие, созданное для того, чтобы рвать плоть, было почти бессильно против техники.
На расстоянии вытянутой руки от меня мчались тяжелые машины, обдавая меня вонью и жаром, ветер рвал одежду, пытаясь затянуть под колеса и поднимая столько пыли, что становилось трудно дышать. Взрывы и рев оглушали. Это был кошмар, которого я не мог даже представить.
Когда я попал на внутреннюю площадь, стало немного полегче. Лавируя между разбитыми, горящими машинами и вспышками взрывов, я сумел пробраться к валу и вскарабкаться на его крутой травянистый склон. Плюхнувшись на его гребень животом я смог, наконец, осмотреться.
Теперь стало ясно, почему орудия форта не накрыли атакующих прямо в туннеле. Какая-то Семья пожертвовала своим авиусом — едва Ворота открылись, его направили в них на автоматическом управлении. Он шел по туннелю вперед, словно пробка, прикрывая машины своей массой и силовым щитом. Насколько я помню, на этой модели стоял гигаджоулевый генератор весом более ста тонн — но это все равно не помогло. Сейчас авиус замер посреди площади, развернувшись почти боком. Вся передняя его часть была страшно разворочена, из его остова клубами шел дым, но он до сих пор служил неплохим укрытием. Десятки выехавших из-за него грузовиков тоже были подбиты, но их пылающие коробки создали своеобразную ступенчатую баррикаду, подходившую к самому фортовому рву. Здесь, на площади, как и у Ворот, полегло, наверное, несколько сот наших, но те, кто шел за ними, подобрались достаточно близко, чтобы бить по амбразурам из гранатометов, почти в упор. Как и любой современный бой, штурм продлился считанные минуты — потом из форта перестали стрелять. Если взглянуть на другую сторону вала, можно было увидеть, как гвардейцы Императора бегут в переулки, уже не сопротивляясь, — а наши расстреливают их, словно дичь, пристреливают раненых, врываются в здания… Некоторые солдаты с призмами еще держались на крутых гребнях холма над ущельем, но их участь тоже была решена — было видно, что через минуту наши одолеют склон, а потом просто перестреляют их, не входя в радиус огня призм.
Я быстро скатился с тыльной стороны вала вниз. Я побывал в сражении — и при этом не участвовал в нем. Сейчас единственное, что мне хотелось — это оказаться дома и как можно быстрее забыть весь этот ужас.
