Владимир Михановский - Шаги в бесконечности
Почему же спутник так слабо светился? Это и был главный вопрос, взволновавший Бесселя и его коллег. Было выдвинуто несколько гипотез – Икаров припомнил их в том порядке, в каком их излагали на лекциях по истории астрономии в Звездной академии.
Одни говорили: спутник слабо светится, потому что очень мал по размерам. Другие утверждали, что спутник просто холоден, поскольку представляет собой умершую звезду. Третьи говорили еще что-то…
Прошло немного времени, и астрономы научились определять температуру звезды – речь идет о ее поверхности – спектральным методом. Оказалось, что предположение о холодности спутника Сириуса было ошибочным: температура на его поверхности достигала восьми тысяч градусов, то есть была на две тысячи градусов выше температуры поверхности Солнца. Значит, правы оказались те, кто считал, что спутник Сириуса чрезвычайно мал по своим размерам. Но зато плотность у него была огромной, хотя и не такой, как у Черной звезды. Один кубический сантиметр вещества карлика весил… Икаров несколько секунд мучительно вспоминал. Да, кубический сантиметр карлика весил более шестидесяти килограммов. Такая звезда с большой силой стремится удержать все, что попадет в сферу ее тяготения – от корабля и до частицы света – фотона. Притяжение спутника Сириуса хотя и велико, но недостаточно, чтобы удержать световые кванты. Тем не менее фотоны, вырываясь из тисков «белого карлика», теряют часть своей энергии и выходят ослабленными в открытый космос.
Икаров подумал, что для получения Тритона нужно было бы сложить вместе миллионы таких «белых карликов». И тогда собственное тяготение погубит звезду… то самое тяготение, на которое замахнулся человек.
…Медленно выплыл из тумана головной отсек, полный фантастических контуров. На пульте мигал красный глазок вызова. С экрана смотрел Энквен. Он сообщил капитану, что астроотсек сожжен полностью.
– Сжигайте лабораторию, – по биосвязи распорядился капитан. Это был отсек, аналогичный тому, который пришлось отделить от корабля и бросить в космосе после нашествия «изумрудного вещества» – бактерий.
– Что сжигать потом, капитан? – спросил Энквен.
– Сжигайте шлюпку, – велел капитан.
Экран погас. Видимо, Энквен включал его, не сумев переговорить с капитаном по биосвязи.
Икаров с трудом переводил дыхание. Будто и впрямь на груди лежали плиты из давешнего кошмара. Унизительное чувство – ощущать собственное бессилие, лежать почти без движения в этом дурацком коконе, изнемогая под тяжестью собственного тела. Уже теперь любое пустяковое движение стоило капитану огромных усилий.
Короткая передышка кончилась. На командный пульт то и дело поступали сигналы белковых с разных участков корабля.
Один докладывал, что бомбардировка античастицами внешней обшивки приняла опасный характер, так как при движении «Пиона» быстрые частицы, описывая замысловатые траектории, минуют магнитные ловушки. Капитан сказал, как следует перестроить ловушки.
Другой – это был Кельзав – жаловался, что навигационные приборы при ускоренном движении по спирали снова стали давать неправильные сведения, и капитан подсказывал, какие поправки следует брать.
У третьего не ладилось с гироскопом, фиксирующим устойчивость корабля…
И каждому требовался немедленный совет капитана.
Икаров знал, что скоро руки откажутся ему повиноваться и он не сможет дотянуться до командного пульта. Что ж, тогда он воспользуется изобретением Вана Каро. Только бы сознание не покинуло.
Число в окошечке превратилось в трехзначное, затем в четырехзначное, но до спасения было еще далекоВременами капитану чудилось, что «Пион» дрожит. Но он понимал, что этого не может быть: при таком ускорении в случае вибрации корабль рассыпался бы на части за несколько секунд.
Иногда капитан переводил взгляд на экран внешнего обзора, но небо Тритона по-прежнему оставалось черным. Выпуклая поверхность казалась огромным незрячим глазом. Ни звездочки, ни искорки, ни проблеска. Это значило, что «Пион» все еще идет в мощных силовых полях, не выпускающих из своих объятий ни единого кванта.
Окно в открытое пространство было по-прежнему наглухо закрыто.
Икаров старался пореже смотреть на хронометр. Медлительная стрелка действовала на нервы, да и работы у капитана хватало.
Удаление корабля по радиусу от Черной звезды росло. Счет пошел на миллионы километров. В последний раз в заветном окошечке красовалась цифра «273». Капитан с нетерпением ждал, когда удаленность «Пиона» перевалит за триста миллионов. По предварительным расчетам, за этим барьером поле Тритона должно было существенно ослабнуть. Выждав, по его мнению, достаточное время, капитан глянул на пульт… В окошке светилось все то же число. Это означало, что «Пион» снова стал вращаться по замкнутой орбите, не удаляясь от Тритона ни на шаг. Под действием огромного притяжения витки спирали как бы слиплись.
«Пион» напоминал белку в колесе. Притяжение Тритона гасило все усилия фотонных дюз.
Стены отсека вдруг замигали с непостижимой быстротой, затем начали вращаться вокруг манипулятора, в котором лежал капитан.
– Энквен, ко мне, – последним усилием воли успел мысленно позвать капитан.
Когда он пришел в себя, в отсеке пахло только что промчавшейся грозой. Над ним склонилось лицо Энквена.
– Я пустил кислород, – сказал робот.
– Чувствую.
– Шлюпка сожжена, капитан.
– Сколько времени работают двигатели?
Энквен выпрямился.
– Тридцать шесть часов, – сказал он.
– «Пион» идет не по спирали, Энквен, – негромко произнес Икаров.
Робот подошел к пульту. На Энквене почти не сказывались перегрузки. Только при ходьбе он сильно подавался вперед, как человек, идущий против ветра.
Капитан шевельнулся. Незримые плиты давили так, что каждый вздох давался с огромным усилием.
Они думали теперь об одном и том же, и один понимал мысли другого.
– У нас есть еще одна возможность… – еле слышно прошептал капитан.
– Дюзы маневра?
– Да.
Энквен повернулся к капитану.
– Если мы сожжем их заряд, «Пион» не сможет маневрировать, – сказал робот.
– Об этом подумаем потом. Главное сейчас – разлепить витки спирали, оторваться от Тритона, – произнес Икаров.
Энквен покачал головой. Икаров отлично понимал, что его смущало.
– Двигатели маневра работают всего тридцать секунд, – сказал Икаров.
– Это много, капитан.
– Кратковременные перегрузки человек переносит легче.
– Ты можешь быть раздавлен, капитан.
