Хюберт Лампо - Дорога воспоминаний. Сборник научно-фантастических произведений
— Это Голландец! Не вздумай с ним связаться…
Лапрад обернулся, окинул вошедшего оценивающим взглядом. Почти такого же роста, как он, но шире в плечах, тяжелее, с уже выступающим животом. Лет тридцати пяти. На узком лице близко к сломанному носу глубоко посаженные светло-голубые глазки. Могучая челюсть и длинный шрам на левой щеке. Он направился прямо к геологу.
— Так это вы новый босс? Сразу из детского сада? Так вот, со мною держите себя потише. Я — Ван Донган! Мне наплевать на всяких там ваших покровителей: я не позволю, чтобы мною командовал какой-то желторотый. Запомните это, повторять не стану!
Он резко повернулся и, направившись в дальний конец бара, уселся там в стороне ото всех.
— Что это еще за субъект? — спросил Тераи соседа.
— Он открыл рудник Магрет, пока что самый богатый. До вашего прибытия считался большой лягушкой в нашей маленькой луже. И постарается таковой остаться.
— И может в этом преуспеть?
— Да, черт побери! К несчастью, может.
— Похоже, вы его не очень-то жалуете.
— Его никто не жалует, эту скотину. Он силен как бык и избивает до полусмерти всех, кто ему противится. Вы тоже видно не из слабеньких, но вряд ли имеете такой опыт, как он. Главное: для Голландца нет запрещенных приемов. Вернее, он только и пользуется запрещенными!
Тераи пожал плечами: поживем, увидим. В бар вошел старик с красным носом и глазами пьяницы. Его когда-то великолепный комбинезон изыскателя совершенно выгорел и был вытерт до дыр, каждая из которых свидетельствовала о нищете хозяина… или о полном безразличии ко всему и вся.
— А это кто?
— Старина Мак-Грегор. Пьет мертвую. А жаль. Ведь это он первым высадился здесь двадцать лет назад и обнаружил первые месторождения. Прекрасный инженер, первый здешний директор. А теперь… — Механик приумолк, затем продолжал: — И все-таки он прекрасный человек, а когда трезв — настоящий кладезь самых разных сведений об Офире. Он единственный, кто знает язык стиков, единственный, кто может с ними свободно говорить.
— С чего же он так спился?
— Никто не знает. Одни говорят, что он не может смотреть, как компания обращается со стиками, другие — что у него свою любовная драма, третьи — что с ним в горах случилась какая-то странная история, после которой он слегка тронулся. ММБ продолжает ему выплачивать жалованье, потому что никто не знает Офир лучше, чем он. Но в последнее время он так часто напивается, что вряд ли это протянется особенно долго.
Мак-Грегор заказал еще одно виски. У него было мрачное опьянение, каждый раз он долго смотрел на свой стаканчик и потом подносил его ко рту и выпивал до дня большими глотками. Никто, казалось, не обращал на него внимания. Лапрад снова заговорил с соседями, пытаясь по их рассказам составить себе представление об условиях работы, об опасных животных и растениях, узнать о труднопроходимых тропах. Мак-Грегор подошел к стойке за новым стаканчиком виски. Он увидел Тераи, внимательно вгляделся в него и пробормотал:
— Ах это ты, тот самый? Значит, мне осталось уже недолго…
И он, пошатываясь, двинулся к своему столу.
— Что он хотел сказать?
— Да так, ничего, — ответил механик. — просто он с причудами. Говорит, что точно знает день своей смерти. Особенно когда выпьет, как сегодня…
Его прервал глухой удар и последовавший за ним крик. Тераи обернулся. Мак-Грегор лежал на полу с окровавленным лицом, а над ним со сжатыми кулаками склонился Голландец.
— Что, получил, проклятый пьянчуга? Может, хочешь еще? — Голландец выпрямился с холодной усмешкой. — Пьяный боров толкнул меня, вот я и преподал ему урок. Кто-нибудь имеет что-нибудь против?
Послышались невнятные голоса, глухой ропот, который быстро стих. Лапрад пожал плечами. В конечном счете это его не касалось. Тем не менее он подошел к Мак-Грегору, чтобы помочь ему подняться.
— Эй, ты! Не трогай его!
— А если трону?
— Я тебя отучу соваться не в свои дела!
Тераи внезапно ощутил смертельную усталость. «Только из-за того что я олимпиец и на две головы выше других, — подумал он, — всякие скоты повсюду лезут со мной в драку, чтобы убедиться, что они не слабее и я не представляю для них опасности. Это было уже столько раз, что кажется, будто без конца повторяется одна и та же сцена. Ладно, быть по сему!»
— Ну что ж, попробуй, отучи. Лео, ни с места!
Удар ногой последовал с такой внезапностью, что Тераи не смог его полностью избежать. Он успел только повернуться, и удар пришелся по ребрам, а не в живот. Несмотря на боль, он смог отскочить назад и этим смягчить прямой в челюсть, который скользнул по его левой скуле. Он отступил, чтобы не споткнуться о Мак-Грегора, все еще лежавшего без сознания. Ван Донган тотчас бросился в атаку, но теперь он остановил его резким прямым в подбородок. После этого Тераи только парировал удары противника, спокойно изучая его и выжидая подходящего момента. Наконец такой случай представился, и он смог провести двойной удар: левый крюк в печень и тотчас — прямой в солнечное сплетение. Оба удара глухо прозвучали почти одновременно. Ван Донган согнулся вдвое, рухнул на колени, а затем медленно повалился на бок под восторженные крики изумленных зрителей. Один из них встал перед Тераи и воскликнул:
— Эй, парень, теперь ты можешь просить у старого Жюля, что хочешь! Этот мерзавец украл у нас две заявки, а когда мы с Дугласом попробовали поднять голос, он уложил нас обоих в больницу. Я надеялся, что кто-нибудь продырявит ему шкуру, но, чтобы кто-то по всем правилам набил ему морду, об этом я даже не мечтал! Где ты научился так драться?
— Так, занимался немного боксом. А потом стычки с матросами на островах…
— Немного боксом! Боже милостивый, от твоего прямого свалится и чемпион, рука так сама и бьет.
— Значит, Луиджи был прав? Ты тот самый олимпиец… Берегись!
Рыжее тело мелькнуло в воздухе и сбило его с ног. Раздался короткий вопль.
— Назад, Лео! Я тебе приказал…
— Он спас тебе жизнь, твой лев, — сказал Жюль. — Голландец едва не всадил тебе в спину нож!
Тераи вцепился в гриву льва и потянул его изо всех сил назад. Лео взревел, повернул голову с окровавленными клыками, но увидел, что это Лапрад, успокоился, мирно уселся в углу и принялся облизываться, как кошка.
— Доктора! — крикнул кто-то.
— Какого доктора? Он свое получил!
Голова Ван Донгана была странно деформирована, скальп сорван. Его правая рука все еще сжимала нож. Изыскатели, побледнев, переглядывались.
— Знаешь что, старина, — сказал один из них, — ты и твой лев… Лучше уж быть вашими друзьями!
