Сергей Синякин - Пространство для человечества
Он с торжеством посмотрел на ошеломленного Бояславцева.
— Теперь вы понимаете, что мне надо срочно в Канаду? Бояславцев посмотрел на Суркова и громко захохотал. Сурков снял очки и долго протирал их, потом посмотрел на Бояславцева и развел руки в стороны. Крикунов ничего не понимал.
Решение, принятое им, было однозначным, другого просто, не могло быть. Он оставался. Он не мог не остаться в мире, который удивил и принял его.
Можно было вернуться, и не просто вернуться, а вернуться богатым человеком. Честного слова, данного этим людям, было бы вполне достаточно. Да и самому Крикунову никогда бы не захотелось прослыть лжецом или сумасшедшим. Можно было вернуться на Материк. Отремонтировать квартиру, устроиться на работу. Можно даже не устраиваться. Денег хватит, чтобы каждый день сидеть в кабаке с какой-нибудь очередной девочкой и ежегодно летать на курорт, хоть в Ниццу, хоть в Альпы. Крикунов вдруг ощутил, что эта мысль, которая раньше не раз приходила ему в голову, не вызывает в его душе ни малейшего отклика. Деньги ничего не значили, и бабы ничего не значили рядом с возможностью прожить невероятную, нечеловеческую и насквозь фантастическую жизнь. Да и не нужны эти бабы были ему, у него в жизни появилось нечто более ценное, и эту ценность Лев до дрожи в руках боялся теперь потерять.
Он посмотрел на товарищей. Теперь уже смеялся и Сурков. Весело смеялся, как человек, боявшийся узнать что-то неприятное, а вместо этого услышавший нечто совсем противоположное. Он не обидно смеялся. Не обидно и заразительно.
Крикунов улыбнулся и сел у распахнутого окна, глядя на волнующийся лаун. Где-то среди высоких стеблей белели огромные соцветия, мощными лианами оплетали стволы травин вьюнки с огромными голубоватыми цветками. Травяные джунгли жили своей жизнью, только вот теперь и он был частью этой жизни, и ему не хотелось покидать этот мир, который удивлял и радовал Льва невозможностью своего существования. Он был дома. Он был готов сидеть в архивах, если это будет необходимо, работать на монтаже очередной гидроэлектростанции, продираться сквозь непроходимую чащу в очередной попытке познать окружающий мир словом, делать все, что потребуется людям, среди которых он нашел свое место. «Микрики, — вспомнил Крикунов и усмехнулся. — Какие, к черту, микрики!» Люди окружали его, настоящие люди. Первооткрыватели. Герои. А настоящие микрики остались в том, прежнем мире, где деревья достигали небес, где трава была обычной травой, а не джунглями, где существовали подлость и несправедливость, где люди изменяли себе и своим идеалам, мучились, ломались, гнулись применительно к изгибам судьбы. Бедные несчастные люди, которые так и не узнали, что такое настоящая жизнь! Нет, только не назад. Только не на Материк! В том мире ему было нечего делать. Здесь же ему предстояло найти свое место. Лев Крикунов был готов к поиску.
Вкусивший свободы никогда не наденет рабский хомут. Его место было здесь, на территории, которая пока еще оставалась Районом, всего лишь маленьким зеленым клочком пространства, почти незаметного на огромной планете, плывущей в космической мгле. Предстояло много работать, очень многое надо было сделать, чтобы этот маленький клочок пространства, где было трудно и страшно, было опасно, но где существовали нормальные человеческие отношения и дружба была дружбой, взаимовыручка не имела под собой корыстных корней, где равенство всех было не простой декларацией, обозначенной в законе, где важными были только истинно человеческие качества, разросся однажды до размеров всей Земли.
Ей-богу, ради этого стоило жить и работать!
Глава-пролог, совсем маленькая, но именно с нее, возможно, начинается будущее
«Лендроверы» вытянулись длинной колонной. За ними шли несколько грузовичков с продуктами и оборудованием.
Султанов не соврал — он действительно обеспечил экспедицию всем необходимым; даже включил в нее хирурга с Большой земли и отдал автобус, оборудованный под oпeрационную. Теперь этот автобус словно большой красный жук тянулся за грузовиками, тяжело подпрыгивая на ухабах и кочках.
Карта была сделана на основе аэрофотосъемки опытных летчиков, но все равно она требовала уточнений. Экспедиция уходила исследовать мир. Покачиваясь, словно каравеллы на волнах, «лендроверы» уходили в лаун. Над колонной машин прошел, шелестя двигателями, вертолет, где-то в высоте мелькнули стремительные тени самолетов.
Лаун был спокоен. На верхушках гигантских деревьев танцевал ветер, он пригибал тяжелые кроны соцветий к земле, поднимал зеленые волны, и от этого лаун казался медленно просыпающимся хищником, который, открыв глаза, лениво потягивается, и по зеленой шкуре его бежала нервная дрожь в предвкушении грядущей охоты.
Где-то впереди у Клыкастых гор зеркальной рябью слепило глаза Большое озеро. Там. уже начались погружения в прохладные темные глубины, полные жизни и невероятных природных загадок, которые еще только предстояло раскрыть людям.
Лаун потягивался, лаун дразнил, еще не зная, что обречен отныне служить людям. Еще бежали по тайным тропам хищные муравьи, подстерегали свои жертвы на солнечных прозрачных полянах богомолы, грациозно носились в воздухе стремительные либеллилины, на широких листьях растений паслись стада травяных тлей, дающих сладкое зеленоватое молоко. Страна дремучих трав нежилась под солнцем, еще не подозревая о присутствии человека, не сознавая, что человек пришел в нее навсегда и эра бездумного существования закончилась.
Начинался новый виток человеческой истории. Как ни крути, история у человечества одна, но есть очень много способов ее прочтения.
— Большой мир люди пока профукали, — сказал Бояславцев; — Уж очень много придется потратить времени на то, чтобы привести его в порядок. Я уже не увижу. А как хотелось бы пожить и увидеть красивый мир, в котором живут красивые и добрые люди. Но скоро эра бездумного потребления закончится и там. Когда подойдут к концу запасы угля и нефти, когда придется беречь все уменьшающиеся леса, исчезающий животный мир, тогда им придется посмотреть вниз. Другого выхода у них просто не будет. Вот тогда микрики и выйдут из тени.
— А где гарантии, что это не повторится и у нас? — не сдержался Сурков. — Только в иных масштабах. А мы просто подарим им новый девственный мир, который они смогут загаживать дальше!
— Гарантия единственная — масштабы, — с сомнением сказал Бояславцев. — Если ты четко осознаешь, что над тобой есть мир несоизмеримо более огромный, если ты понимаешь, что все твои необозримые владения — всего лишь маленький пятачок перед гигантским зданием, что все, что твое поколение создало за жизнь, может быть уничтожено одним-единственным хулиганом из Верхнего мира, в этих условиях трудно стать собственником. А это, в свою очередь, рождает иное отношение к труду и самому обществу. Это воспитание, Саша. Нас воспитывает своими условиями жизнь, она заставляет нас держаться друг друга, думать друг о друге, заботиться не только о себе, но обо всех людях, которые нас окружают. Здесь нет места для хапуг и мещан, они тут просто не выживут. И я думаю, что, когда мы найдем способ обезопасить себя, положение не изменится, все эти принципы христианской или коммунистической морали будут всасываться с молоком матери, они будут естественны для любого микрика. А значит — для всех. Другого пути просто нет.
![Владислав Крапивин - Валькины друзья и паруса [с иллюстрациями]](/uploads/posts/books/209202/209202.jpg)
