Роберт Хайнлайн - Дорога доблести
Мне следовало сказать «да» и поцеловать её. А я сказал «гмм, не будем торопиться». Её лицо омрачилось.
— Как будет угодно милорду Герою-мужу.
— Послушай, оставь в покое невианские обычаи и официальность — тоже. Я же понимал под этим только то, что ко всему новому надо привыкнуть. К этим шприцам и прочим штукам. К вмешательству, как я полагаю, всякого технического персонала. И, к тому же, у тебя, думаю, нет времени на то, чтобы самой вынашивать ребёнка.
Я пытался объяснить ей, что с тех самых пор, как мне разъяснили насчет того, что не аисты приносят ребятишек, я был полностью удовлетворен старым добрым способом и искусственное осеменение представляется мне дурацкой шуткой, даже в том случае, если оно проделывается с коровой, а предлагаемая мне работа чем-то сходна с работой субподрядчиков и заставляет меня вспомнить о прорезях для опускания монет в автоматах и писем — в почтовых ящиках. Мне бы ещё немного времени и я, пожалуй, приспособлюсь к этому. Так же, как Стар приспособилась к проклятому импринтингу.
Она схватила меня за руку.
— Милый, но тебе же не надо!
— Не надо чего?
— Чтобы техники возились с тобой. И время, чтобы выносить твоего ребёнка, я найду. Если, конечно, ты не станешь возражать, чтобы мое тело стало большим и уродливым. А это с ним произойдет неизбежно — я же помню, но я с радостью пойду на это. У нас все будет так, как бывает у простых людей, во всяком случае во всем, что касается тебя. Никаких шприцев, никаких техников. Ничего такого, что могло бы ранить твою гордость. О, я все, все продумаю. А я… я привыкла, чтобы со мной поступали как с коровой-медалисткой. Это же почти так же просто, как вымыть голову шампунем.
— Стар, неужели ты готова пройти через девять месяцев болезненного состояния, даже через угрозу смерти, ради того, чтобы избавить меня от нескольких минут раздражения?
— Я не умру. Вспомни — у меня было трое детей. Нормальные роды, никаких неприятностей.
— Но, как ты сказала сама, это было «много лет назад».
— Неважно!
— Гмм… но как много? («Сколько же тебе лет, моя любимая?» — вопрос, который я не мог заставить себя задать.)
— Разве это так важно, Оскар? — У неё был расстроенный вид.
— Гмм… Полагаю, нет. Ты же знаешь о медицине гораздо больше меня.
— Ты спрашиваешь сколько мне лет, не правда ли? — произнесла медленно Стар. Я не ответил. Она помолчала, потом, не дождавшись ответа, продолжила: — Старая поговорка твоего мира гласит — «Женщине столько лет, на сколько она себя чувствует». А я чувствую себя юной, и, значит, я действительно юна, у меня не растрачен интерес к жизни, я могу носить в своем чреве ребёнка или даже многих детей. Но я знаю… О, я знаю! Знаю, что твои тревоги связаны не с тем, что я слишком богата или занимаю положение, иногда ставящее мужа в затруднительное положение. Да, это все я отлично понимаю — мой первый муж из-за этого развелся со мной. Но он был моим ровесником. Самая же большая жестокость и несправедливость, которую я совершила, заключается в том, что я знала, что мой возраст — вопрос для тебя серьезный. Знала и промолчала.
Вот почему был так взбешен Руфо. После того, как мы провели ту ночь в пещере в Лесу Драконов, он высказал мне это в словах, полных яда. Он сказал, что знал о моей способности кружить головы молодым людям, но он никогда не думал, будто я паду так низко, что завлеку одного из них в брачную ловушку и ни слова ему не скажу. Руфо никогда не был высокого мнения о своей бабке, он мне это прямо сказал, но на этот раз…
— Замолчи, Стар!
— Да, милорд.
— Все это ровно ничего не значит, — сказал я так же уверенно, как чувствовал это в глубине души. — Руфо не знает моих чувств. Ты моложе завтрашнего рассвета и всегда будешь такой. И я больше не желаю слышать об этом.
— Да, милорд.
— И это ты тоже брось. Просто скажи «О’кей, Оскар».
— Да, Оскар, О’кей.
— Вот так-то лучше. Если, конечно, ты не нарываешься на новую порку. А я для этого слишком притомился. — Я сменил тему: — Теперь о том, о чём мы говорили. Нет никаких причин растягивать этот прелестный животик, раз существует другая возможность. Я деревенский вахлак, вот и все. Я не привык к городским обычаям. Когда ты сказала, что сделаешь все сама, ты имела в виду, что они тебя вернут в то состояние, в котором ты была до операции?
— Нет, я просто стану приемной матерью в дополнение к тому, что являюсь матерью генетически. — Она улыбнулась, и я понял, что иду по правильному пути. — Это сэкономит приличную денежку из тех средств, которые ты не хочешь тратить. Эти здоровые крепкие женщины, что вынашивают чужих детей, берут очень дорого. Четыре ребёнка — и уже можно больше не работать, а десяток — делает их богатыми людьми.
— Ну, а как же им не брать дорого! Стар, я не возражаю против траты денег. Я согласен, раз ты уверена, что я заработал их больше чем транжирю своим трудом Героя. Впрочем, работа эта изрядная!
— Да, ты их заработал.
— Этот городской способ делать детей… Ты можешь выбирать? Мальчик, девочка?
— Конечно. Мальчиковые сперматозоиды гораздо более шустрые, их легко отсортировать. Вот почему Их Мудрости одни мужчины. Я — кандидат незапланированный. У тебя будет сын, Оскар.
— Можно и девочку. У меня к ним слабость.
— Хочешь девочку, хочешь мальчика, хочешь обоих сразу… Только прикажи.
— Стар, дай мне время проработать этот вопрос. Тут столько проблем, а я мыслю медленно, куда медленнее тебя.
— Ну уж!
— Ну, если ты не умнее меня, то нас когда-нибудь здорово околпачат. Мммм… Мужское семя так же легко хранить, как женские яйцеклетки?
— Легче.
— Ну вот и ответ, который нам нужен. Я ведь не так уж и боюсь всяких шприцев — провел достаточно времени в очередях на обследования в армии. Я отправлюсь в клинику, или как она там у вас называется, а затем мы не станем спешить. Когда мы решим (тут меня передернуло), мы отправляем открытку, там устроят соединение, и мы станет родителями. С этой минуты техники и те здоровенные бабы могут приниматься за дело.
— Да, ми… Оскар, любимый!
Так, ещё лучше. Снова почти спокойное девичье лицо. Да, конечно, снова лицо шестнадцатилетней девчонки, завороженной своим первым бальным нарядом и мальчиками — этой вызывающей дрожь восхитительной опасностью.
— Стар, ты говорила, что часто истинное значение имеет не вторая проблема, а какая-нибудь двадцать вторая?
— Да.
— Я знаю, что со мной плохо. Я расскажу тебе это и, может быть, Её Мудрость найдет правильное решение.
— Если ты сумеешь рассказать мне, любимый, то Её Мудрость конечно сумеет разрешить этот вопрос, даже если для этого придется снести этот дворец и построить новый размером отсюда и до ближайшей Галактики. Или я брошу заниматься этим бизнесом — Мудростью.