Гарри Веда - После Исхода
Зачет по боевому фехтованию. Риккол только что вытащил заведомо провальный билет. Построение обороны противнику, вооруженному абордажной саблей…
И за месяц до экзамена… Капрал Гренсон выбирает подсобного для демонстрации урока:
"Запомните, молокососы… абордажная сабля — это вам не того. Сноровка нужна, иначе — пиши пропало… Чем опасна сабля? Центр тяжести оружия расположен в первой трети тридцатисантиметровой рукояти, клинок сто двадцать на сантиметр, веса практически не имеет, будучи толщиной в четверть волоса, однако является невероятно острым и жестким, поскольку стабилизирован в локальном изомагнитном поле… А это значит, что опытный боец способен разворотом рукояти заставить клинок выполнить рубящий удар со скоростью…"
Гренсон коротко рубит с леденящим душу мгновенным ударным свистом и Риккол вдруг ощущает легкое жжение на кадыке. Серебристое лезвие указывает точно в адамово яблоко, слегка царапая его точнейшим острием. Как быстро… Удара не видно, а доверни капрал рукоять на пять миллиметров дальше — и отошел бы в мир иной, так и не поняв почему.
"… в четыре раза выше скорости звука. Берегитесь сабли! А попал на нее — никогда не гляди на клинок. Его и в створ не видно — тонкий, падла — и в момент удара ты блик глазом хватанешь позже, чем горлянка надвое распадется…"
Риккол спускается с зачетного ринга, в глазах мутится и тошнит. Взгляд Гренсона, исполненный гордостью — пятый студент за всю историю Пренейской Академии смог освоить защиту в сабельном бою. Пятиминутный спарринг вымотал до крайности… Кровоточит рассеченная учебной саблей щека… Восхищенные взгляды женской роты, сокурсники, визжащие, как счастливые гиены… Ликование взвода — неделя увольнительной всему курсу… Удивленный взгляд ректора…
Тело вспомнило в сотню раз быстрее, чем разум — лихорадочными картинками памяти.
Бланн быстро просек маневр лейтенанта. Зашагивание за атакующую руку — эффективный ход, туша громилы не поспевала за ускользавшим по дуге Сторром, и вскройщик имел возможность бить лишь наотмашь круговыми ударами. Рикк оборотами пистоля подставлял широкий тесак или затворный короб и отсекал свистящее жало, сбивая ритм ударов противника.
Поделать Громила ничего не мог. Попытался пару раз перекинуть катану в левую руку и атаковать в обороте через другое плечо — однако, координация бывшего пилота сводила на нет все усилия.
Сторр собрался в струну. В единой точке туго переплелись и способность думать, и способность действовать, и способность принимать решения, а главное — отличать одно от другого.
И странное дело — Рыжий бормотал про Лабиринт не зря. Уж откуда он знал, неведомо — пиратствует смолоду, повидал на веку.
Мало кто слышал про психологический эффект сознания пилота боевой единицы после, хотя бы, года боев в Лабиринте. Еще меньше людей с подобной штукой сталкивались… Система боеда вживается в рефлекторную систему человека, постоянное напряжение внимания и повторяющиеся разнообразные мелкомоторные реакции становятся нормой. Лабильность психики увеличивается столь резко, что пилот может различать изменения в пространстве, и реагировать на них, примерно в пять раз быстрее среднестатистического бойца спецвойск, прошедшего курс обострения реакции. Боед выявляет глубокие, потаенные ресурсы организма и разума, необходимые для выживания в адской скорлупе, и закрепляет навык истошным повторением вкупе с набором химикатов, подаваемых с пищей и через систему вентиляции. Страшно подумать, какой стимулирующей гадостью пичкают бесправного пилота-зека.
Риккол видел клинок. Он видел его в каждой точке траектории удара, сколь бы резко не пытался нанести его Бланн. Видел он и малейшие движения самого Громилы, все его потуги развернуться вокруг вертикальной оси, чтобы нанести сокрушительный удар сверху вниз. Парировать выпады получалось легко и контролируемо — Рикк точно знал, какой точкой палаша или пистоля будет отражено лезвие сабли, ловко перемещал кисти рук или просто поднимал один-два пальца, подставляя остроте твердыню, которая быстро покрываясь глубокими горячими засечками.
Рассечь горло Громиле в одном из этих блокирующих движений не составило бы никакого труда.
Сторр с удивлением поймал легкое ощущение удовольствия. Тело двигалось само собой, исполняя фехтовальный танец — давно забытый, сдавалось, навык восстанавливался в полной мере и руки чесались нанести колющий выпад штыком в грудь или прочертить чуть повыше кадыка постоянно открывающегося соперника. Черствость окончательно охватила лейтенантову самость, подарив безучастность к любому виду горя, боли, несчастья — своих ли, чужих…
— Ах ты, сучонок… к-хр..-р… — Громила хрипел тяжелым дыханием сбившейся дыхалки, пот ручеищами мчал по жирной шее двухметрового гиганта, пошатывавшегося от усталости
— Тебе еще не надоело, Бланни?.. — подал осипший голос Рыжий, покачивая головой, как буддистский божок. — Вот какого рожна ты быковал…
Громила заревел раненным гризли и повалился на спину, выбросив руку далеко за голову, стремясь пригвоздить юркого лейтенанта. Сторр придержал шаг, дождался, пока узкая смерть пронесется мимо грудной клетки, продолжил движение и смачно приложил подбородок Бланна пистольной рукояткой. Раздался мягкий хруст и Громила рухнул сначала на задницу, а потом и плашмя, дубанувшись головой о рифленку палубы.
— Вставай, ничтожество!!.. — Одноглазый вожак пинал катавшегося по полу хрипевшего подопечного. — Встать!!! Я тебя сейчас сам порежу! Встал, паскуда!
Тедд выхватил абордажную саблю, направил на Громилу и звонко раскатал лезвие. Серебро не добежало дюйма до залитой кровью громиловой груди. Бланн замер и выплюнул красные обломки зубов.
Он удивленно-испуганно глядел в глаза бывшего товарища.
— Выбирай. Встал и месишь конфедерата, либо я тя прям счас отправляю к праотцам в неведомые галактики. В Криотском поединке двое в живых не остаются… Вставай, размазня…
Неожиданно-холодный тон Одноглазого возымел животворящее действие, Громила вскочил на ноги, извергнул рык из самого нутра и бросился на Сторра, рассекая воздух диагональными ударами с плеч.
Иного выхода не было. Рикк выстрелил прыжком навстречу слону, точно выгадал мгновение, когда рука сабельника пошла вверх для замаха, всадил штык в грудь оппонента и провернул так, чтобы рукоятью надежно зафиксировать локоть Бланна.
Пират обмяк, словно масляной пузырь, выронил саблю, махнул в тщетной попытке схватиться за торчащий в груди палаш и сполз на палубу, окрашивая матовую темно-серую поверхность густым багрянцем.
