Гоар Маркосян-Каспер - Четвертая Беты
— Что тут думать? — пожал плечами тот. — Романтика. Взятие Крепости, победы Тонаки… Время было такое. Удивительно, как я сам не попал в эту круговерть.
— Тебя спасла пустынная лихорадка, — усмехнулся Маран.
— Пожалуй. Видишь ли, Дан, когда нас, как ты выражаешься, понесло брать Крепость, мы членами Лиги не были и вообще отношение ко всем этим делам имели весьма отдаленное. Просто в восемнадцать лет само слово «свобода» привлекает неудержимо. Когда разнесся слух, что будут штурмовать Крепость, где закрылся император, мы с Мараном резво помчались туда, получили оружие… кстати, Лига сумела привлечь на свою сторону большую часть Наружной Охраны… ловко они сыграли на любви к отечеству, ничего не скажешь!.. спасайте Бакнию, видите ли, ее топчет враг… словом, автоматы раздавали прямо с государственных оружейных складов. Мы и стрелять толком не умели. Впрочем, обошлось без этого, вначале мы палили в стены, а в стену Крепости, как ты понимаешь, попасть несложно, потом я, как верный ученик Мастера, стал целиться в воздух… отвратительная вещь — стрелять в своих соотечественников, не правда ли?.. что касается Марана, он и вовсе закинул автомат за спину, когда увидел, что нас десять против одного…
— Это было просто убийство, — сказал Маран.
— На другой день мы узнали, что пока мы брали Крепость, дерниты взяли Вагру. Можешь себе представить? Вагру! Это всего три часа хорошей езды от Бакны… ах да, ты там был, знаешь. В тот же день Рон Лев назначил главнокомандующим Тонаку. Регулярные части Наружной Охраны были потрепаны донельзя. Как сейчас помню, на всех стенах красовались призывы типа: «Кто любит Бакнию — под знамена Тонаки». Ну и мы с Мараном, конечно, тут же кинулись под знамена Тонаки.
— А Дор? — поинтересовался Дан.
— Дору не надо было кидаться, его забрали еще в середине войны, он ведь на год с небольшим старше.
— Ну и? Вы отправились воевать?
— В том-то и дело, что нет. То есть да, но не в полном составе. За два часа до отправки я свалился в жесточайшем приступе пустынной лихорадки, и Маран уехал один.
— Ясно. Кстати, — Дан с любопытством повернулся к Марану, — почему ты не сказал мне, что и сам воевал? В свое время… когда ты рассказывал о Тонаке, помнишь?.. ты меня так запутал, у меня почему-то сложилось впечатление, что ты сидел в тылу и слушал сообщения о его победах. Если б не Дае, я и не знал бы…
— А чего зря трепаться? — прервал его Маран с пренебрежительной усмешкой. — Да и что я там такого делал? Можно подумать, это я вел войска…
— А ты не прибедняйся, — вмешался Поэт. — Хоть я там и не был, но рассказать кое-что могу.
— Все это ерунда, — отмахнулся Маран. — Да и не о том речь. Главное — именно там я вступил в Лигу. В конце войны жетоны Лиги раздавали вместо военных наград, очень скупо, надо сказать, видимо, уже понимали, что это пропуск во власть…
— Жетоны Лиги?
— Членский знак. А ты не видел? — Маран вынул из нагрудного кармана зеленый стеклянный кругляш с выгравированным на нем номером. — Я, дурак, в вопросах власти ничего еще, конечно, не смыслил, но эта штука была предметом всеобщей зависти. Ну я и принял ее. А после войны, уж сам не знаю как, застрял в аппарате. Мастер меня еще тогда предостерегал… — он невесело усмехнулся.
— Мастер считал, что все функционеры — тайные или явные властолюбцы, а ко власти, по его мнению, рвутся только люди, неспособные ни к какому виду творчества, ни головой, ни руками. Он страшно переживал, особенно, когда его любимый ученик…
— Положим, любимым учеником был ты.
— Он страшно переживал, когда один из его любимых учеников… такой вариант тебя устраивает?.. вдруг пошел работать в Охрану. Он мне тысячу раз говорил: «Надо спасти мальчика, он сделал неверный шаг, о котором горько пожалеет». К счастью для него… да и тебя, думаю… он не дожил до того дня, когда его воспитанник выбился в Начальники спецотдела…
— Самое смешное… или печальное… что я пошел в Охрану после смерти Рона Льва и процесса над Мауро. Мы все были полными идиотами, и я особенно. И главное — я знал Мауро! Не понимаю, почему тогда мы ухитрялись ставить все с ног на голову. Вместо того, чтобы не поверить ни единому слову и возмутиться против нелепейших измышлений, мы… я, лично я!.. думали: ну раз даже Мауро оказался способен на убийство своего учителя и друга, значит, нельзя доверять никому. Не я один ринулся в тот момент на защиту завоеваний Перелома… Кретин! Тогда же был принят закон о государственных преступлениях, и будь я проклят, если не верил в те времена, что это не только необходимо, но и справедливо. И теперь до конца жизни я обречен краснеть, вспоминая свою молодость… — он вымученно улыбнулся.
— Маран! — вставил вдруг Дор. — Сейчас не время для воспоминаний. Надо что-то делать.
— По поводу? — поинтересовался Поэт.
— Надо прикрыть эту говорильню. Пока не поздно.
— Нет, — сказал Маран резко.
— Гляди! Уверяю тебя, если это будет продолжаться, не пройдет и недели, как они доберутся до тебя самого.
— Пусть.
— Не обязательно, чтоб против тебя нашлось что-то конкретное. Достаточно того, что ты работал в Охране. При Изии. Ты не знаешь этот сорт людей. Они наплюют на все, что ты для них сделал, если сочтут, что ты недостаточно чист.
— Пусть.
— Маран!
— Я уже сказал. Нет.
Дан сидел в буфете за довольно-таки скудным завтраком, когда туда вошел красный от возмущения Ган.
— Где Маран? — накинулся он на Дана, воинственно размахивая газетным листом.
Дан пробормотал нечто нечленораздельное.
— Не прикидывайся! Не мог он уйти, никому не сказавшись. Куда он делся с утра пораньше? Давно он ушел?
— Вечером, — признался Дан.
— Вечером? Ну конечно, опять женщина!
— Почему опять? — спросил Дан невинно.
— И, конечно, ушел один?
— Кто же ходит к женщине вдвоем? — усмехнулся Дан.
— Он добьется того, что его пристрелят по дороге. Эти Мстители… Еще как пристрелят! А заодно убьют и какую-нибудь из его пассий. Убьют или похитят. Красиво он будет выглядеть, а?
Дан промолчал.
— Ну неужели надо обязательно бегать по бабам? При таком положении вещей! Нет, чтоб продумать, взвесить…
— До этого еще надо дорасти, — улыбнулся Дан. — Годам к семидесяти и мы научимся сто раз думать, стоит ли вообще иметь дело с женским полом.
— Смейся, смейся. — Ган посмотрел на часы. — Долгонько он с этим делом управляется, — заметил он ехидно. — Может и до завтра задержаться…
— Да придет он! Или уже пришел. Свяжись с Нилой, узнай.
Ган подошел к аппарату внутренней связи, но снять трубку не успел, Маран собственной персоной заглянул в дверь буфета.
