Йозеф Несвадба - Мозг Эйнштейна
— А не обойдется ли промышленное производство белков дороже, чем разведение скота? Много ли нужно животным: сено и крыша!
Мне ответили презрительным взглядом. Приглашать меня в министерство, разумеется, никто не собирался.
— Все вопросы обсудит комиссия, — заявили мне. — Для этого-то нам и нужен доцент Разум…
Все они были в восторге от него и так верили в мужа, что я не смогла вставить о Пресле ни словечка. Ну, может быть, Пресл пробьется сам, может быть, в конце концов он и Разум смогут работать сообща.
Разум уселся рядом с Яной. Она даже не взглянула на него. Яна торжествовала: все-таки он не устоял — честолюбие взяло верх. Разум снова едет с ней. Видимо, он решил, что зря испугался Пресла и напрасно все утро притворялся живым человеком. А Пресл, возможно, уже сидит за решеткой. Или его высмеяли, как и всякого новоявленного пророка. Да разве он мог со своей фантастической версией добиться успеха? Его аллегория ни до кого не дойдет. Пресла надо было сразу же прогнать, зря Разум орал тогда в кабинете на самого себя. Видимо, в нем идет внутренная борьба. Я чувствовала, что ему надо помочь, все больше думала о муже, и мысленно отступалась от Пресла, который не хотел бороться и мечтал вести уединенную жизнь Робинзона Крузо.
Днем я села за рояль. Сегодня этю не показалось мне глупым и сентиментальным. Пальцы двигались с трудом, будто я снова начинала «Школу Беера». Впервые за несколько лет я не чувствовала себя чужой в собственной квартире.
Часа в четыре у дверей раздался звонок. Я никого не ждала и потому долго не открывала. Это оказались те же двое в военной форме. Как вы уже знаете, я не разбираюсь в чинах.
— В чем дело, товарищ? — опять спросила я, будто пришел один человек.
— Вы Елена Глори?
— Я уже однажды сказала вам, что нет.
— Был у вас утром биолог Пресл? — спросили они так, как будто это было имя и фамилия: «Биолог Пресл».
— Да. Но он не сошел с ума, — быстро сказала я. — Напрасно вы его ищете. Я уже советовалась с врачом насчет него.
— Он не сошел с ума. Он умер.
На этот раз меня никуда не возили, и все показания записали на месте. Опознавать покойного было не нужно. Хозяйка квартиры сказала им, что Пресл поехал к нам. Он несколько раз повторил, куда едет, словно предчувствовал, что эта поездка будет для него роковой.
«Так оно и оказалось, — подумала я, вспоминая подозрения Пресла. — Неужели Разум в самом деле владеет тайной жизни и смерти? Что, если он не только творец и спаситель, как бог, но и олицетворение зла, подобно дьяволу?»
— Умер-то он не от несчастного случая, правда? — спросила я. — Надеюсь, это не была автомобильная катастрофа или самоубийство?
Посетители с любопытством посмотрели на меня.
— Он умер естественной смертью, хотя был еще молод. Инфаркт. На этот раз они точно знали: смерть произошла от инфаркта. По крайней мере так им сказал врач, осмотревший труп. Пресл вел машину, видимо, он куда-то очень спешил и вдруг остановился на перекрестке. Уличное движение застопорилось, ближайшие водители поспешили к его машине и увидели, что он мертв.
«Наконец-то ему удалось остановить хоть какие-то машины», — печально подумала я и дала моим посетителям адрес родных Пресла. Прикрыв за собой дверь, они вышли.
Итак, теперь против роботов воюю я одна. Правда, можно объяснить смерть Пресла иначе: он был очень взволнован, когда ехал донести на своего патрона, которого любил, а тот его обокрал, и у молодого ученого произошел разрыв сердца. А может быть, он умер от великой скорби, от непосильного душевного напряжения, как герои классической трагедии; не исключено даже, что у Пресла был врожденный порок сердца, о котором он и сам не знал. Вскрытие покажет. Но я не могла бездумно ждать результатов. Пока что смерть Пресла служит подтверждением его фантастической версии, а это значит, что теперь моя очередь. Теперь я одна стою роботу поперек пути. Я единственная, кто знает о нем, кто подозревает его в убийствах и может испортить ему карьеру, единственное существо, которое в силах спасти человечество от Разума. Не потому ли он гулял со мной днем по городу, что хотел избавиться от меня? Может быть, чтобы выманить меня из дома, он даже подсунул мне настоящего Разума, которого прячет где-то в лаборатории?
Я поспешила в кабинет мужа. Там было все еще не убрано, валялись разбитые приборы, осколки стекла. Похоже, что тут в самом деле происходила схватка. Неужели это так? Неужели мой муж боролся здесь с роботом за жизнь Пресла?
— Разум! — позвала я куда более встревоженным голосом, чем тот, каким его только что окликали на улице гости из министерства: — Разум!
Я обыскала весь кабинет, но, конечно, ничего не нашла. Если мои подозрения справедли, вы и он действительно был тут, то, разбив все оборудование, теперь уже, несомненно, перешел в другую лабораторию. А может быть, он всюду посылает вместо себя робота-двойника, который служит ему так верно, что готов уничтожить всех противников, устранить каждого, кто мешает его успехам, в том числе и меня? Да, теперь моя очередь, это ясно. Надо сопротивляться, все равно — существует робот или нет. Смерть Пресла — явное доказательство того, что его гипотеза — самая вероятная. Теперь я должна проверить ее сама.
Конец Разума
В институте я появилась в самый разгар торжества. Гости собрались в зале заседаний. Уже давно в нем не происходило никаких сборищ, так что институтским служителям, наверное, пришлось все утро наводить порядок и убирать оттуда всякий хлам. Институт помещался в одном из старинных зданий КарлоФердинандского университета и выглядел довольно архаично. Современная аппаратура в помещениях верхних этажей резко контрастировала с потертыми плюшевыми креслами и затейливой лепкой на потолках. В зале заседаний, казалось, собрались императорско-королевские советники и доценты в старомодных пенсне, а не участники современных международных научных конгрессов-джентльмены в безупречных фланелевых костюмах, прогуливающиеся под руку со своими «силоновыми» супругами.
Сначала меня никто не узнал. Прежде чем идти сюда, я провела два часа у парикмахера, выгладила костюм и купила новую брошь. Это был первый этап моего эксперимента с целью проверить гипотезу Пресла. Я еще не совсем уродлива, особенно когда подмажу губы — они у меня бледны из-за малокровия. На меня даже оборачивались на улице. Разумеется, я заставила себя идти иначе, чем обычно, этакой эффектной походкой, вытянувшись в струнку, играя грудью и бедрами, как принято у «шикарных женщин». Когда я вижу на улице, как эти дамочки буквально состязаются друг с другом, покачивая бедрами и вертя задом, мне становится тошно. Но на этот раз я заставила себя держаться именно так, потому что мне надо было нравиться, надо было проникнуть в общество, которое прежде никогда не интересовало меня.
