Андрей Егоров - Заповедник
– Я и забыл – ты же себе тоже хвост хотел отрастить, – хмыкнул Яловега.
– Хвост – это не лишняя пара лап, – не остался в долгу Кияшов. – И не шишка на голове. Ты, как я погляжу, очень хочешь стать ретлианцем. Да только они тебя не хотят. Что-то не спешит твой друг Новицкий делать тебя ретлианцем! Боится конкуренции, должно быть.
– Ничего, – буркнул Яловега, – я еще с вами посчитаюсь… Дайте только время.
– Время – деньги! – меланхолично отозвался Сумароков и тут же заверещал: «Ой, молчу-молчу!», потому что механик занес над ним кулак.
– Ты блокнот заведи и пиши в него, – предложил Кияшов. – Сколько раз с кем посчитаться надо. А то забудешь, чего доброго. И с ума сойдешь от расстройства.
Яловега хмуро оглядел старпома и сообщил:
– А что, идея мне нравится. Только блокнот тут не достанешь.
Аурелиане прислушивались к разговору настороженно, не приближаясь.
– Вы пленники? – спросил Сумароков, тщательно проговаривая аурелианские слова. – Или прислужники ретлианцев?
– А, ладно, – Кияшов поднялся, – оставь их, Коля. Еще познакомимся. Не видишь, что ли, шишек у них нет. Значит, не ретлианцы, а пленники. Такие же, как мы.
Один из аурелиан поднял хвост трубой и заявил гулким басом:
– О да, мы пленники этих ужасных созданий. Мы принимаем ваши приветствия и тоже адресуем вам. «Здравствуйте!»
– Как вы сюда попали? – заинтересовался Яловега.
– Что ты пристал! – скорчился, как от зубной боли, Кияшов. – Ты что, не видел, их ретлианцы сюда сунули. Может, в целях устрашения. А может, просто некуда больше.
– Ретлианцы надеются получить за нас крупный выкуп, – поведал басовитый аурелианин. – Только поэтому мы еще живы.
– Выкуп? Вот это любопытно! Стало быть, от пауков можно откупиться? – Механик потер ладони. – Это надо обмозговать. А, ребята? Вы что думаете?
– Понимаете ли, какое дело, Кирилл Янушевич… – заговорил Антон. – Товарно-денежные отношения имеют место, если есть продавец и есть покупатель. В данном случае – ретлианцы и аурелиане. Аурелиане могут заплатить, и ретлианцы обязаны будут соблюдать условия обмена, чтобы подобные сделки могли иметь место впредь. А вы – существо вне правового поля. Начиная с того, что вам заплатить нечем, и заканчивая тем, что обязательства с вами соблюдать необязательно. За вами ведь никто не стоит. Не следует забывать, что торговля – это одна из разновидностей общественного договора.
Яловега крякнул:
– Ишь ты – существо… Сам ты существо… Поднатаскался где-то. Раньше вроде таким умным не был. Ладно, я не о том. Как это за мной никто не стоит? За мной стоит вся мощь великой Земли! Я человек, и это звучит гордо! Да и продать найдется что. Информация – самый ценный товар. Это, помнится, и Байрам покойный утверждал. Но в одном ты прав – кинуть нас эти твари могут. Запросто. С умом надо к делу подойти… Обмозговать все, как я уже говорил. Может, и выберемся отсюда, если кое-что о Солнечной системе расскажем.
– Родину продавать собрались? – нахмурился Антон. – Постыдились бы, Кирилл Янушевич!
– А что такое? – спросил Яловега и засмеялся каким-то своим мыслям. – Ты меня что, тупым считаешь? Думаешь, я родину уже не смогу за хорошие деньги продать?
– Нет, не тупым… – вздохнул Антон. – Хуже.
– Да что там «могут кинуть», – помрачнел Кияшов, словно не слышал того, что только что говорил Делакорнов. – Они нас обязательно кинут! Точнее, выбьют все сведения, а потом уже пустят под нож, как скотину какую-нибудь бессловесную… Какая уж тут торговля? С тем, кто тебя в плену держит, торговаться не очень удобно. Расстановка сил не та.
Из утла донеслось тихое поскуливание. Это Сумароков не сумел сдержать эмоции. От полноты охвативших его чувств он даже говорить не мог – только скулил, как побитая собачонка.
– Тьфу ты, хлюпик какой! – скривился Евграф Кондратьевич. – Байрама на тебя нет да Новицкого. Распустился совсем. Надо же, какая несправедливость. Смелых вона сколько полегло на этой распроклятой планете, а этот сморчок живее всех живых.
– Везет таким, наверное, – высказался Яловега. – Дать бы тебе раз по башке, Сумароков, чтобы не скулил и перед хвостатыми нас не позорил.
Аурелиане тем временем начали осваиваться. Один из хвостатых даже заглянул в душевую. Поначалу они, должно быть, предположили, что их сунули в клетку к кровожадным чудовищам. Но оказалось, что «чудовища» владеют их языком и вполне внятно на нем изъясняются. Хотя и переругиваются между собой на каком-то странном наречии.
– Может быть, познакомимся? – предложила Инна по-аурелиански.
– Зачем? – осторожно спросил аурелианин с седыми подпалинами на висках. Голос у него был выше, чем у его басовитого сородича, покрытого с ног до головы черной, как смоль, шерстью.
– То есть как это «зачем»? – опешила Инна. – Хотя, наверное, вы правы… Это ваша война, а мы здесь оказались совершенно случайно. И нам, в отличие от вас, никто не поможет.
Черношерстный аурелианин несколько раз порывисто дернул хвостом и заявил басом:
– Если вы сможете обеспечить нам комфортные условия, я позабочусь о том, чтобы вас также выкупили у варваров-ретлианцев, когда представители нашей расы выйдут с ними на переговоры. Только я никак не могу понять, к какому биологическому виду вы относитесь? Бледные корпята? Нет, у тех четыре дополнительных тепловых сенсора возле ушных раковин… Или вы – увечные брамбики?
– Ах ты, нечисть хвостатая! – возмутился Яловега. – Условия ей обеспечь комфортные, а она еще и издеваться над нами будет! Сам ты – брамбик увечный.
Аурелианин с седыми висками зашипел, растопырил пальцы и нацелил их в глаза старшему механику «Семаргла».
– Эй, чего это он? – испугался Яловега. – Помогите, хулиганы зрения лишают!
– Вы бы болтали поменьше, Кирилл Янушевич, – посоветовал Делакорнов. И обратился к аурелианам: – Не обращайте на него внимания. Он серьезно болен.
– Чем он болен? – прорычал аурелианин, бросая на Яловегу исполненные ярости взгляды.
– Синдром жадности, – поведал Антон. – Проявляется в перманентной психологической неустойчивости. Он сам потом переживает. Ляпнет что-нибудь – и расстраивается.
– И это дает ему право нецензурно оскорблять особу королевской крови?! – Аурелианин зашипел и дернулся к Яловеге. Тот подался назад, выпучив глаза от страха.
– Выходит, этот черненький – принц? – спросил Кияшов, завороженно разглядывая «особу королевской крови».
Басовитый потупился:
– Я – принцесса. Прошу относиться с должным почтением к моему сану. Но в остальном – церемонии ни к чему.
– Да я же ничего плохого не сказал! – крикнул механик. – Чего он в меня пальцами тычет?
