Пол Андерсон - Настанет время… Звездный лис. Сборник фантастических романов
Усилием воли подавив вспыхнувшие эмоции, Хейм сказал:
— Честно говоря, именно на это я и рассчитывал. Один решительный жест, чтобы пробиться сквозь эту чертову путаницу… О’кей, ты можешь выставить меня вон.
— Нет, Гуннар, никогда. — Она наклонилась и легко похлопала его по руке.
— Я считаю, что ты неправ, ужасно неправ, но я никогда не сомневалась в честности твоих намерений.
— То же самое я мог бы сказать о тебе, разумеется. Хотелось бы мне, чтобы это относилось и к некоторым из твоих союзников. Да и из моих тоже, что греха таить. Не могу сказать также, чтобы я питал особую любовь к некоторым довольно мерзким фанатикам.
— Я тоже. Военные… Я покинула их организацию, когда они начали открыто аплодировать насилию.
— Они пытались шантажировать меня через мою дочь, — сказал Хейм.
— О, Гуннар! — Она сжала его пальцы. — А я даже не навестила тебя за все это время. Постоянно было столько дел… Сначала это «Движение за мир», потом полет на Венеру, а когда я вернулась и узнала обо всем, уже все закончилось и ты улетел. Но… это ты серьезно? Неужели люди Ио и в самом деле…
— Я все уладил, — сказал он. — Давай больше не будем об этом говорить. Нам приходится держать это в секрете. Я рад, Джосс, что ты порвала с ними.
— С ними, но не с тем, что они представляли из себя в самом начале, — уточнила она. В ее продолговатых карих глазах внезапно блеснули слезы. Хейм не мог понять, чем они вызваны. — Еще одна причина разрыва — мое постоянное желание покинуть Землю. Все превратилось в такую отвратительную мешанину… Где ни начни искать, нигде не найдешь ответа на вопрос: что такое «хорошо», а что такое «плохо».
Она перевела дух и продолжала с чудесной искренностью:
— Но неужели ты не видишь, какой вред принесла Франция? Все, вроде бы, говорило за то, чтобы конфликт с элеронами можно было уладить мирным путем. Теперь сторонники мира объединились в легальную организацию, и это единственное, что они могут сделать, чтобы не дать экстремистам получить контроль над Парламентом. Делегация Алерона заявила, что она больше не собирается ждать, и отбыла домой. Нам придется посылать за ними, когда мы найдем выход из этого тупика.
— Или пуститься за ними в погоню, если этот выход приведет туда, куда рассчитываю я, — сказал Хейм. — Вы не можете, не хотите видеть одной простой вещи, а именно: алероны не собираются заключать настоящий мир. Они хотят, чтобы Земля вообще убралась из космоса.
— Но почему? — с мольбой в голосе спросила Джосселин. — В этом же нет никакого смысла!
Хейм нахмурился, глядя в бокал.
— Готов признать, что это кажется довольно странным. Для них это имеет смысл, но они думают не так, как мы. Взгляни на перечень их дел, а не их красивых слов, с тех пор как мы впервые столкнулись с ними. Включая доказательства, подтверждающие, что они намеренно напали на Новую Европу и намеренно осуществляют свои действия по уничтожению французской колонии на этой планете. Твоя фракция отрицает подлинность этих документов, но будь же честна сама с собой, Джосс.
— Ты тоже будь честен, Гуннар… Нет, посмотри на меня. Что может сделать один-единственный капер кроме того, как лишь еще больше обострить враждебность и усложнить ситуацию? Ведь ты же прекрасно понимаешь, что никто больше не последует твоему примеру. Пока что Франция и ее союзникам удается удерживать Парламент от объявления твоей экспедиции вне закона. Но Министерство запретило все сделки по передаче кораблей в частные руки, и Франция не в силах устроить такой законодательный переворот, который отменил бы данный запрет. Ты погибнешь здесь, Гуннар, в одиночестве, ни за что ни про что.
— Я надеюсь, что во Флоте начнется движение, — сказал он. — Если, как ты выразилась, мне удастся обострить враждебность… Да, не думай, что это мания величия. Просто надежда. Но мужчина обязан думать и делать то, что в его силах, даже если это не Бог весть что.
— Женщина тоже, — вздохнула она.
Затем, внезапно вскочив с кресла, взяла у Хейма бокал, чтобы снова наполнить его, и улыбнулась, с усилием, но без притворства.
— Хватит споров, давай остаток этого вечера будем сами собой. Мы так давно не виделись.
— Уж это точно. Мне хотелось тебя увидеть, и я собирался непременно это сделать после твоего возвращения на Землю, но мне думается, мы оба были слишком заняты. Да и случая, вроде бы, как-то не выпадало.
— Слишком заняты, потому что слишком глупы, — кивнула она в ответ. — Настоящие друзья, в лучшем случае, большая редкость. А ведь мы когда-то были таковыми, не правда ли?
— Правда, — сказал он, стараясь, как и Джосселин, не сворачивать с безопасной, на первый взгляд, дороги. — Помнишь нашу пирушку в Европе?
— Как я могу забыть? — Она бросила на него ответный взгляд и снова села, но на этот раз прямо, так что ее колени касались его.
— Эта смешная маленькая таверна в Амстердаме, где ты стукался головой о потолок всякий раз, когда вставал, и в конце концов тебе пришлось взять у полисмена напрокат его каску. И вы с Эдгаром все время орали что-то из Эдды, и… Но как вы оба были прекрасны, когда в предместьях Парижа мы, раздетые донага, любовались восходом солнца.
— Вы, женщины, были намного прекраснее, поверь мне, — сказал он, чувствуя себя немного неловко. Последовало молчание. — Мне очень жаль, что у вас с Эдгаром все так получилось, — наконец отважился нарушить тишину Хейм.
— Мы совершили ошибку, отправившись за пределы Системы, — кивнула Джосселин. — К тому времени, когда мы поняли, как губительно действует нам на нервы окружающая обстановка, было уже слишком поздно. Сейчас он нашел себе очень хорошую жену.
— Ну что ж, это кое-что.
— А как насчет тебя, Гуннар? Это был такой ужас… Я о бедной Конни. Но ведь прошло уже пять лет, и неужели ты…
— Да, пять лет — и ничего, — бесстрастно сказал он. — Не знаю почему.
Она чуть-чуть отодвинулась и спросила очень мягко:
— Я не смею льстить себя надеждой, но не я ли была тому виной?
Он покачал головой. Лицо его зарделось.
— Нет. С этим давно покончено. Давай поговорим о чем-нибудь другом.
— Конечно. Ведь вечер нашего воссоединения должен пройти весело. Салют!
Снова зазвенели бокалы.
Она начала говорить о прошлом, он поддакивал и дополнял, банальность, присущая всякой дружбе: а ты помнишь, как бы там ни было, мы тоже, однажды, ты сказал, мы подумали, а помнишь, и потом там еще был, мы надеялись, а помнишь? И время, и слова, и пустые бокалы… И наконец как-то само собой вышло так, что она начала играть для него на флейте «О клер де ля Лун», «Гаудеамус игитур», «Сентябрь», «Геннандоа». Звуки мелодий, яркие и холодные, смешались в хороводе, кружили голову, и наконец Хейм перебрался в кресло и, откинувшись на его спинку, стал смотреть на блики света, отражавшиеся в волосах Джосселин и исчезавшие затем в глубоких тенях внизу. Но когда она запела «Девушку из Скрайдострупа»…
