Николай Шагурин - Эта свирепая Ева (Сборник)
— Ну, все, — сказал Хуссейн. — В случае непредвиденных обстоятельств — вот.
Он приподнял висевший на гвоздике плащ и показал спрятанный под ним бесшумный автомат.
— Понятно, — сказал Рун-Рин. — Гостя встречу я.
Щелкнул замок комнатки, где укрылись Хуссейн и месье Бидо. Гость не заставил себя ждать. Через двадцать минут близ «Ягуара» остановилась вторая машина, из каторой вылезли два субъекта: Нике (агент № 29) и Микс (агент № 32) с весьма банальными физиономиями. Это были не какие-нибудь светила детективного мира, а рядовые филеры наружного наблюдения, туповатые, исполнительные, но «неперспективные», так сказать, сотрудники на побегушках. Как было принято, Нике и Микс работали всегда «в паре».
— Будешь подстраховывать меня, — приказал
Нике. — Кто выйдет, не задерживай, только хорошо заметь. Через час после того, как мы уедем (он подчеркнул «мы»), можешь прекратить наблюдение. Давай встретимся и пообедаем «Под белым колпаком» (так.именовался кабачок, на вывеске которого был изображен толстый повар, листающий огромный кулинарный фолиант. Заведение третьеразрядное и по ценам вполне соответствующее тощим карманам Никса и Микса).
— Кто? — спросил хрипловатый голос Хуссейна с характерным восточным акцентом.
— От его превосходительства господина Дельфаса, — тихо отозвался Нике. Дверь открылась, и филер вошел, низко кланяясь и озираясь по сторонам.
— Надеюсь мы одни?
— Абсолютно, — заверил «Хуссейн».
— Мне поручено вручить вам вот этот пакет.
Двойник Хуссейна разорвал обертку с сургучными печатями и извлек пачку валюты, охранную грамоту, визированный паспорт.
— Передай его превосходительству мою благодарность. Открыв атташе-кейз, «Хуссейн» бросил туда деньги и документы. Потом, сложив смуглые руки на груди, сделал полупоклон, как бы давая понять, что Никсу делать здесь больше нечего.
— Господин Хуссейн, — заюлил Нике, — но сейчас я не могу вас покинуть. Мне поручено охранять вас и сопровождать до аэропорта. Самолет уходит через час.
— Но ведь воздушные линии временно закрыты…
— Пусть это вас не беспокоит. В ваше распоряжение будет предоставлен самолет специального назначения.
Хуссейн № 2 сухо сказал:
— Как угодно.
«Хуссейн» накинул широкий плащ из верблюжьей шерсти, какой носят бедуины, и закутался в него. Через пять минут они были в пути.
* * *
Нике проводил Хуссейна до аэровокзала и усадил в самолет, вежливо, даже подобострастно. Он, вероятно, считал, что его подопечный какая-то большая шишка. И успокоился только после того, как самолет оторвался от взлетной полосы и вскоре исчез за облаками, где ярко светило солнце. Скоро Хуссейн будет в Бомбее, под ярко-синим индийским небом, где нет этой мерзостной слякоти.
Нике, кряхтя, влез в машину и взялся за баранку.
Напарник его час с лишним болтался возле флигеля, хотя был предупрежден, что домик пуст, и уже готов был покинуть свой пост, как вдруг дверь отворилась. Оттуда вышел не кто иной, как… Хуссейн. Микс глазам не поверил. Но у него было категорическое распоряжение: следить за входящими (таковых не оказалось), а о выходящих Нике ничего не сказал. Тут в голову филера пришла оригинальная мысль. Он догнал Хуссейна и окликнул его.
— Что вам угодно? — осведомился исмаилит ледяным тоном.
— Господин… э… э…, — запинаясь выговорил Микс. Достопочтенный ага (он слышал, что в Индии так величают знатных господ), я слышал, что вы великий предсказатель, читающий в книге судеб так же легко, как школьник в прописях. Не могли бы вы сказать мне пару слов…
Хуссейн молча взял руку шпика и повернул к себе раскрытой ладонью.
— Вообще-то я бесплатных предсказаний не даю. Но для человека Ратапуаля могу сделать это маленькое одолжение.
Он осмотрел линии на ладони Микса.
— К сожалению, придется огорчить вас. Вам в ближайшее время придется пережить крупные неприятности, если… если вы не будете держать язык за зубами. Прощайте.
«Прорицатель» повернулся к нему спиной, вскочил в желтый «Ягуар» и умчался.
«Под белым колпаком» Микс встретился с Никсом, уже заканчивавшим порцию рагу с зеленым горошком.
— Ну, где ты провалился? — грубовато спросил он напарника. — Как там, никто не появлялся?
— Не входил никто. А выходил сам господин Хуссейн.
Нике воззрился на Микса, как будто видел его впервые в жизни. Он чуть не подавился косточкой.
— Как ты сказал? — еле выговорил он.
— Господин Хуссейн.
— Да ведь он уехал со мной на аэродром.
— Так этот человек в верблюжьем бурнусе был тоже Хуссейн?
— Он самый. Он уже летит, вероятно, над океаном. И что ты об этом скажешь?
— Я не знаю, как объяснить такое совпадение. Но ведь он факир, а они могут перевоплощаться, двоиться, находиться закопанными в могилу несколько часов…
Агент № 29 и агент № 32 долго глядели в глаза друг другу. Так между ними было заключено молчаливое соглашение: похоронить эту историю во избежание крупных неприятностей.
10. ЗВЕЗДНЫЙ ЧАС ИМПЕРАТОРА ФУРКАЛЯ
Репортер официоза «Микроландский Меркурий» торопливо строчил в блокноте: «Прекрасный солнечный день середины июля всеми красками радуги расцветил это пышное празднество, как символ высшего достижения нашего обожаемого монарха Хуно Первого, отца народа…»
Журналист не упоминал о том, что полуденное солнце в этот день было излишне щедрым. Ни одно дуновение ветерка не шевелило листья на ветвях, осенявших трибуну, покрытую великолепным персидским ковром.
Репортер пососал кончик шариковой авторучки и продолжал бойко писать: «Вокруг императора — весь цвет нации: министр юстиции, его светлость герцог Эгретский Кербер Дельфас, рядом с ним его превосходительство Каин Ратапуаль, представители вооруженных сил генералы Кэнэ Раст и Непо Кейроль, коммодор Флон, звезда и роза микроландского аристократического общества божественная госпожа Лаксам Фуркаль (репортер умалчивал о том, что этой звезде и розе было уже за 50), руководитель института и директор национального предприятия «Юниверсал электронике», господин Троакар и другие высокопоставленные лица».
Вся эта сановная свора, окружавшая Фуркаля и увешанная аксельбантами, эполетами, орденами, нарукавными шевронами, обливалась потом в своих суконных мундирах, застегнутых на все пуговицы.
На Фуркаля было просто больно смотреть, словно на витрину ювелирного магазина в лучах мощного прожектора. Голову его венчала золотая каска, на которой распростерла крылья какая-то хищная птица. Вся хунта окружала его в полном своем блеске, и каждый поднимающийся на трибуну прежде всего совершал обряд целования руки новоиспеченного императора. Сам Фуркаль чувствовал себя не совсем ладно: струйки пота бежали из-под золотой каски, как из-под душа, и текли за воротник.