Бен Бова - Орион и завоеватель (Орион - 4)
А где Александр? Где царевич? Вовлечен ли он в заговор против отца? Знает ли, что затеяла его мать?
Еще четверо стражей располагались возле двери в пиршественный зал, каждый из них был вооружен мечом и копьем. Я заметил среди них Гаркана и Бату. Бородатый Гаркан залился краской, увидев меня.
Бату улыбался, словно он выиграл заклад. Дежурный сотник посмотрел на мой окровавленный меч.
- Орион, - рявкнул он, - в чем дело?
- Здесь замышляют цареубийство, и если мы не остановим...
- Кто хочет убить царя?
- Павсаний!
- Ты безумен! Павсаний - наш нача... - Он так и не договорил. Из зала послышались яростные вопли. Гаркан широко распахнул дверь, и мы увидели, что все гости повскакивали с пиршественных лож, а перепуганные слуги и рабы разбегались во все стороны.
Царь!
Минуя Гаркана и всех остальных, я пробился сквозь толпу к царю. Должно быть, с десяток придворных окружали его. Растолкав преграждавших мне путь, я пробивался к Филиппу. Он откинулся спиной на ложе; одной рукой он все еще сжимал кубок, другой прикрывал вспоротый живот. Горячая красная кровь пятнала его одеяния и капала на грязный пол. Смерть царя была мучительной.
- Я доверял тебе, - бормотал он. - Я доверял тебе.
Я вспомнил злобную усмешку Геры; давно виденный мною сон сбылся. Я стоял над умирающим Филиппом с окровавленным мечом в руке, пока его единственный глаз не потух.
Гаркан схватил меня за плечи.
- Туда, - сказал он негромким голосом. - Павсаний бежал к конюшням.
Втроем, вместе с Бату, мы побежали к дверям, возле одного из столов я увидел побелевшего Александра, рядом с ним стояли Антипатр, Антигон и Соратники. Ни при ком из них не было оружия, но если бы предатель стремился убить царевича, ему пришлось бы пробиться через них. В зал один за другим поспешно вбегали вооруженные стражники.
- Клянусь Зевсом всемогущим! - кричал Александр голосом, полным гнева. - Я отыщу убийцу и отомщу за отца.
"Итак, Филипп снова стал твоим отцом, - подумал я, оставляя зал. - И ты снова его сын и наследник престола. Гера и Золотой получили свое; пусть теперь трепещет Царь Царей".
Мы втроем бежали к конюшне. Не менее шести вооруженных воинов попытались преградить нам дорогу, но мы зарубили их - без колебаний.
Когда мы ворвались внутрь, Павсаний уже вскочил в седло. Около него оказались еще двое людей. Бату пронзил одного из них копьем. Гаркан сбросил с коня второго, а потом пробил копьем его грудь.
Дико озираясь, Павсаний направил своего коня прямо на нас. Отбросив меч, я шагнул вбок, пропуская животное, и ухватил Павсания поперек тела. Мы упали на глинобитный пол конюшни. Поставив колено на грудь Павсания, я выхватил из ножен его собственный меч.
Он посмотрел на меня, попытался вздохнуть и... неожиданно успокоился.
- Дело сделано, - сказал он. - Теперь твой черед, а мне все равно.
Я помедлил. Отдать его Александру или наградить быстрой и безболезненной смертью? Здесь и сейчас? Но я вспомнил о том подлом ударе, который Павсаний нанес Филиппу, и кровь вскипела во мне.
Гаркан и Бату остановились возле нас. Невозмутимый Гаркан вогнал копье в горло предателя. Кровь хлынула алым фонтаном, забрызгав меня. Павсаний лишь коротко булькнул.
Я испытующе посмотрел на Гаркана. Он выдернул копье из мертвого тела и мрачно сказал:
- Орион, она велела, чтобы свидетелей не осталось.
Я встал на ноги.
- Должно быть, это относится и ко мне?
- Увы... - Он направил копье прямо мне в сердце.
- И ты веришь ей? - спросил я.
- Мои дети сейчас находятся в безопасности в сельском доме... Закончив с этим делом, я отправлюсь к ним.
- Если она оставит тебя в живых.
Он пожал плечами:
- Пусть так, но дети мои останутся свободными.
Я посмотрел на Бату. Он явно был в смятении и не знал, чью сторону принять.
- Орион, - сказал чернокожий, - я здесь ни при чем. Я ничего не знал до этого вот мгновения...
- Тогда не вмешивайся, - сказал я ему. - Дело касается только Гаркана, меня и царицы.
- Она великая колдунья, - сказал Бату.
- Да. - Я кивнул.
- Она может украсть у человека разум.
- И силу. - Я обернулся к бывшему предводителю разбойников. Его копье не дрогнуло возле моего сердца. - Друг мой, делай свое дело.
Он медлил.
- Делай ради своих детей, - сказал я ему.
Гаркан глубоко вздохнул, а потом изо всех сил вонзил копье в мою грудь. Я не ощутил никакой боли, тьма охватила меня... Я растворился в благословенной долгожданной пустоте.
Я умер.
ЭПИЛОГ
На сей раз, умирая, я чувствовал себя как пловец, попавший в сердцевину водоворота, или путник, оказавшийся в центре ревущего торнадо. Вселенная вихрем мчалась вокруг меня. Время и пространство сливались в головокружительно вращавшееся пятно... Планеты, звезды, атомы и электроны дико неслись по орбитам, и я, находясь в середине безумной карусели, падал, падал и падал в смертельный холод забвения.
Постепенно я утратил все чувства. Прошли мгновения или тысячелетия, я не мог их измерить, однако и холод, и ощущение падения исчезли, я превратился в неподвижный, бесчувственный кусок льда.
И все же мозг мой продолжал функционировать. Я зная, что меня перенесли через пространство и время из одной точки континуума в другую. Но я ничего не видел, не слышал и не ощущал... Я не знаю, сколько времени испытывал это счастье. Наконец мне удалось освободиться от колеса жизни, оказаться за пределами боли, не испытывать желаний, не исполнять те мучительные обязанности, которые творцы возложили на меня. Я оказался вне жизни и... вне любви. Осознание этой потери расшевелило меня. Где-то на просторах пространства Аня сражалась с врагами, о которых я ничего не знал. Даже ее божественных сил было мало для победы, эти неведомые враги страшили самого Золотого и прочих творцов.
Я попытался силой мысли пронзить пустоту, которая поглотила меня. Ничего. Словно бы не было вселенной, не было континуума, не было времени и пространства. Но я знал, что Аня существовала, хотя не помнил, где и когда. Она любила меня, а я ее. И потому ничто во всех вселенных не могло разделить нас.
Вспыхнул свет, такой далекий и слабый, что сначала я решил, будто мое воображение сыграло со мной злую шутку. Но свет существовал на самом деле. Слабый-слабый, но яркий и теплый.
Я двигался к моему источнику или он ко мне - было не важно. Свет становился все сильнее и ярче, наконец я ощутил, что мчусь к нему, подобно метеору, притянутому к звезде. Свет этот опалил меня словно солнце, и, чтобы избавиться от боли, я закрыл на время глаза, восхищенный тем, что у меня есть руки и ноги и я снова способен что-то чувствовать.
- Орион, - раздался голос из глубины ослепительного сияния. - Ты вернулся.
