Михаил Тырин - Синдикат Громовержец
- Ну, Дрын, ты такой концерт пропустил! - воскликнул он, исступленно затягиваясь "Примой". - Иди скорей, еще не кончилось.
- Обойдусь без концертов, - бросил Дрын, искоса поглядев на ошалевшего Колю, который метался между забором и кустами и блажил, словно умалишенный. Мне ты нужен. Что ты там про Паклю говорил?
- А-а, - понимающе кивнул Бивень и тут же стал серьезным. - Точно, видал я Паклю.
- И что, в натуре, прячется?
- Ага, - Бивень обкусил болячку на кулаке и кивнул в неопределенном направлении. - За кладбищем на старой фабрике. И никаких с ним амбалов нет. Я их не видел, хоть долго смотрел.
- Хе... - Дрын ухмыльнулся, блеснув большими зубами. - Значит, довыпендривался, хорек вонючий. А чего сразу не сказал?
- А ты чего хотел-то? - спросил в свою очередь Бивень, хотя и сам обо всем догадывался.
- А хлебало ему расковырять я хотел, - охотно ответил Дрын. - Сам не знаешь, что ли?
- Так и я пойду! - воскликнул Бивень.
- Все пойдем, - многозначительно пообещал Дрын. - А Поршня ты с ним не видел?
- Нет, никого больше не видел. Один он там. Когда пойдем?
- Скоро. Пацанов соберем и пойдем. Только надо бы сначала... Короче, воздух там сначала надо понюхать. Сходить тихонько, поглядеть... Чтобы все без накладок.
- А-а... ну сходим, поглядим. Когда? Давай сейчас.
- А концерт досматривать не будешь?
Бивень обернулся на Колю Веточкина. Тот уже расстегнул штаны и горстями высыпал из них кровавую говяжыо мешанину, время от времени вскрикивая от ужаса.
- Да ладно, - махнул рукой Бивень. - Уже досмотрел. Пошли на фабрику.
* * *
В живодерку Поршень спускался в отличном настроении. Однако стоило ему лишь раз вдохнуть тошнотворные запахи подземелья, настроение скисло. Он зашел в "кабинетик" и застал Паклю лежащим на диване в хмельной полудреме.
- Собирайся, поехали, - сказал Поршень, стараясь, пореже дышать.
- Куда поехали? - выдавил из себя Пакля. Его взгляд был заторможенным и мутным, хотя иногда в этой мути мелькали живые полубезумные искорки.
- Поехали, говорю. Я ж обещал - шашлыки, природа... Шевелись скорее, люди ждут.
Пакля присел на диване, потряс головой. Поршень смотрел на него, пытаясь скрыть брезгливость. Приятель напоминал старого, больного и завшивленного кота.
- Какие еще люди?.. - спросил Пакля. - Пельмень, что ли?
- И Пельмень. И еще кое-кто. Должны ведь мы нормальных ребят под собой собрать?
- Какие еще ребята... - тихо пробормотал Пакля, вставляя ноги в кроссовки и засовывая в сумку шлем, с которым в любом состоянии не расставался.
Они вышли на воздух, там у Пакли начала проясняться голова. Он расстегнул рубашку, проветривая давно не мытое тело. Дул прохладный ветерок, солнце время от времени высовывалось из-за серых облаков.
- Хорошо... - вздохнул Пакля, расчесывая бока. И вдруг удивленно присвистнул. - А это что такое?
Возле стены фабрики стоял, поблескивая недавно мытыми стеклами, небольшой серый джип. Старенький, угловатый, с неудобным "правым" рулем, но все-таки джип.
- Что это?! - еще раз воскликнул Пакля.
- А это... вот... - повел плечами Поршень - На нем поедем. Джип "Сузуки".
Пакля еще раз присвистнул и обошел машину кругом, тронул капот, крылья, ручки на дверях. От джипа шел волнующий бензиновый дух.
- Чей это?
- Мой, - скромно ответил Поршень.
- Твой? - проговорил Пакля с каким-то странным выражением. - Твой, значит, да?
- Ну да, нужна ведь машина-то...
- Машина нужна... - у Пакли неожиданно затряслись губы. И вдруг он перешел на истерический крик: - А где мой джип?! Говори, козел! Почему здесь не стоит мой джип?
Поршень, не ожидавший такой реакции, даже попятился.
- Тихо, тихо, - испуганно заговорил он. - Будет тебе джип. Хочешь забирай этот. Только куда поедешь-то? До первого поста?
Пакля уже сбросил напряжение, хотя губы еще продолжали трястись.
- Я поведу, - произнес он таким решительным голосом, словно от этого многое зависело. - Говори, куда ехать.
Джип тарахтел и трясся, как трактор, но с места брал резво. Поршень со смешанными чувствами поглядывал, как Пакля ерзает по сиденью. Он словно боялся, что какая-нибудь зараза переползет с мятых заляпанных штанов приятеля на обивку.
- Так чего там у тебя за ребята?
- Нормальные пацаны, на Узловой познакомились, в кабаке. Двое с Шишорева, один с Мехстанции. Ломовые мужики. С нами теперь работать будут. Они уже на месте - костерчик разводят и все такое...
Пакля неопределенно хмыкнул. Поршень поспешил развеять его сомнения.
- Я им сказал, что ты у нас - бугор. Сказал, что ты в розыске и пока прячешься.
Ничего такого Поршень, естественно, не говорил.
Он бы просто постеснялся предъявить кому-то замызганного вонючего Паклю и назвать его своим бугром.
Умер бы со стыда.
В уютной ложбинке у ручья, впадающего в Подгорку, поднимался дымок. Аппетитно пахло жареным мясом и свежими огурцами. Пакля увидел троих незнакомых парней и Пельменя. Последний сидел, отсвечивая лысиной, чуть поодаль с лицом, как всегда, испуганным и настороженным. Впрочем, Пакля все равно был жутко рад его видеть.
- О, наконец-то! - пробасил один из незнакомцев - чернявый, широкоплечий, надутый мышцами, с тремя бородавками на лице. - Уже готово все.
Пакля вышел, выпрямил спину и сделал нахальное лицо - чтобы больше походить на главного. Сумку со шлемом он закинул за спину.
- Здорово, братва, - произнес он сквозь нарочито кривую ухмылку.
- Знакомься, - предложил Поршень, и Пакля начал пожимать руки.
Бородавчатого звали Хамыч, когда он улыбнулся, у него обнаружилось полрта золотых зубов. Второй - коротко стриженный, узкоглазый, с небольшими розовыми шрамами на запястьях - назвался Чингизом. И был еще один, сонный и апатичный, с печальными глазами, его звали Шуша.
Пакле они не понравились. Эти парни внушали ему какой-то подсознательный страх. Сразу было ясно, что Поршень собрал самых отъявленных отморозков, каких только нашел. И тем не менее, их сила и характер притягивали. С такими людьми лучше ходить в друзьях, чем наоборот.
Пакля был особенно рад видеть Пельменя. Он даже захотел потрясти его за плечи и закричать: "Здорово, Пельмень, как твои "селедки"?" Но сдержался. Просто сказал "привет" и солидно пожал руку.
- Все, садимся, - сказал Хамыч, снимая шампуры с углей. - Э, толстый, метнись за лекарствами.
Пельмень поднялся и поплелся к берегу, откуда вскоре принес авоську с мокрыми холодными бутылками водки. В приготовленных стаканах знакомо забулькало.
Пакля чувствовал себя как-то странно. Вроде бы он был тут главным, основным, ради него все затеялось... Но эти златозубые, плохо побритые, мускулистые и решительные пацаны все равно были главнее. Пакля попытался было смотреть на них покровительственно, но наткнулся на взгляд Чингиза и съежился, отвел глаза. У Чингиза глаза были матовые, непроницаемые, безжалостные. Он, наверно, мог убить человека. Или уже убивал...
