Джек Макдевитт - Послание Геркулеса
- Почему он не мог объявить о прорыве в энергетике, а не об этих чертовых лучах смерти? - спросил он Уиллера, сам хорошо зная ответ.
Пучки частиц требовали колоссального количества энергии, и это всегда создавало проблему. Столько топлива не вытащить на орбиту, атомные реакторы запрещены договором и легко поддаются обнаружению, а солнечные зеркала малоэффективны.
Так что выдать секрет Уиллера значит выпустить из рук монополию на пучки частиц.
Весь конец зимы и начало весны Стайлз подзуживал Уиллера и всех, кто готов был слушать, подать формальный протест.
- Мы все должны выйти за ворота, - сказал он как-то Гамбини, - и погрозить кулаками в сторону Овального кабинета. И дать знать об этом журналистам и все им рассказать.
Гамбини никогда не принимал юного техника всерьез - он привык выслушивать нелепые предложения от сотрудников. Но Стайлз стал презирать и бездумную инертность своих товарищей по работе. Даже Уиллер, который, наверное, лучше других понимал чудовищность происходящего, отказывался действовать.
Стайлз постепенно осознал, что если правде и суждено выйти наружу, то только он будет ее проводником. Но его сдерживали привычки, приобретенные в течение всей жизни, которые, к несчастью, заставили упустить несколько возможностей нарушить правила ради благого дела. Сейчас ему придется рискнуть свободой.
Последняя капля упала в первую неделю марта. В Алтуне, штат Пенсильвания, нашли пожилую пару. Супруги замерзли в собственном доме, когда местная компания отключила им электричество за неуплату. Компания оправдывалась тем, что дом по ошибке сочли заброшенным, поскольку его обитатели не отвечали на письма и по телефону с ними связаться не удавалось. Было обещано расследование. Но Стайлз подумал, сколько еще пожилых пар жмутся сейчас в холодных домах от зимнего холода, пока Джон Харли играет в политику вокруг неисчерпаемого источника энергии.
Где, спросил он Уиллера, где хоть один признак, что администрация заинтересована в освоении новооткрытых гигантских резервов энергии? Ив следующее воскресенье Корвин Стайлз встретился с одним из помощников Касс Вудбери в ресторанчике далекого городка на краю Блю-Ридж.
Человеку на его жизнь полагается только одна великая страсть. Будь то музыка, профессия или любовь - все остальное меркнет в ее сиянии. И когда предмет ее утрачен, такой обжигающий шок изменяет всю биохимию человека, что повториться такая страсть не может. Остается только разочарование.
Сайрус Хаклют, молекулярный хирург, сторонний наблюдатель природного порядка и бывший третий бейзмен команды «Вестминстер уайлдкэтс», в юности стремился к семнадцатилетней болельщице по имени Пэт Уитни. Отсутствие у нее интереса к нему и ее уход из его жизни много лет были центром всего его существования. Теперь, пятнадцать лет спустя, ему было приятно думать, что девушка оказалась слишком развита для своего возраста, что ее ДНК отключила у нее механизмы ремонта и что никакая красота не вечна.
И это до некоторой степени утешало.
Хаклют вырос в Вестминстере, штат Мэриленд, - тенистом университетском городе к западу от Балтимора. Хотя последние годы он оставался сравнительно недалеко от городка, туда он ни разу не возвращался после смерти отца - это случилось, когда Хаклют был на первом курсе университета Джона Гопкинса. Пэт Уитни, насколько он знал, вышла замуж и переехала. Старых друзей тоже не осталось, и город просто опустел.
В то самое воскресенье, когда Корвин Стайлз завтракал в тени хребта Блю-Ридж, Хаклют отложил работу и поехал на родину в западный Мэриленд. Зачем - он не мог бы сказать. Просто изучение генетики алтейцев вызвало у него острое чувство, что время проходит.
На самом деле Хаклют всегда чувствовал уходящие годы. Свой тридцатый день рождения он пережил очень болезненно и с тревогой смотрел, как преждевременно отступают со лба волосы. Он не мог войти в комнату с тикающими часами и не вспомнить, что он смертен. Но теперь он начал гадать о возможностях, которые могут таиться в тексте. И почему-то из-за этого менее угрожающими выглядели катящиеся мимо холмы вокруг Вестминстера и утраченные дни юности не были уже такими далекими.
Вестминстер оказался больше, чем ему помнилось. На окраинах выросла пара офисных башен, возникли торговые ряды. Колледж западного Мэриленда расширился, и на южной стороне Хаклют заметил, проезжая, несколько строящихся домов.
Дом, в котором он вырос, был снесен, чтобы освободить место для автостоянки. И почти все соседние дома тоже исчезли. Однако аптека Гундерсона уцелела, и лавка лесоматериалов тоже. Но это и все.
К школе пристроили новое крыло - убоище из стекла и пластика, грозившее поглотить старое кирпичное здание. Проезжая, Хаклют услышал звонок. Как в старые времена, семь дней в неделю звенел звонок, отключаясь только на лето. Приятно было знать, что осталось в мире нечто неизменное.
На спортплощадке установили новую сетку за позицией бэттера. Вопреки плохому зрению, Хаклют был когда-то приличным инфилдером, в те времена, когда все они собирались играть вечно. Но после отъезда из Вестминстера он ни разу не надевал бейсбольную форму.
Гамбургерная,-куда он водил Пэт Уитни, находилась на том же месте, только хозяева у нее были другие. Он улыбнулся, проезжая мимо, удивившись, что после стольких лет все еще ощущает знакомый пульс в горле, который вызывала у него только Пэт. Где она теперь? В первый раз с того страшного вечера, когда она дала ему отставку, он подумал о ней без гнева.
Рули Миловский прибыл к себе в офис в состоянии полного раздрая, свойственного ему в понедельник утром. Но этот уик-энд был весьма необычным. Он ужинал в субботу вечером с главой городского совета, забрасывая семена нужного решения по проблеме лицензирования для агентства Недвижимости, которым владел один из клиентов _«Бернса и Хофмана». А в воскресенье ему удалось наконец затащить в койку ту чернокожую стерву, которая бегала от него по всему Канзас-Сити.
Двое его бухгалтеров, Абел Уокер и Кэролин Донателли, безуспешно попытались перехватить его по дороге. Оба они озабоченно хмурились, но Уокер всегда из-за всего паниковал, а Донателли - женщина, что с нее взять. Симпатичная, но все равно всего лишь баба. Он много раз пожирал ее глазами, но руки всегда держал при себе. Никогда не заводи шашни у себя в офисе - такое было у Рули главное моральное правило.
Голова болела от недосыпа. Миловский глотнул апельсинового сока из холодильника, водки решил не добавлять и опустился на кожаный диван.
Загудел интерком. Когда он не ответил, секретарша распахнула дверь.
- Мистер Миловский, Ал и Кэрол оба хотят с вами говорить. - Он еще только думал, что сказать, как она добавила: - При открытии рынка сегодня падение на шестьсот.
