Александр Шалимов - Эстафета разума (сборник)
Наконец студенты поднялись и ушли, а преподавательница достала из сумочки зеркало и стала поправлять волосы, видимо, перед тем, как идти в кабинет к Петру Степановичу.
Вдруг дверь кабинета распахнулась, и он сам снова появился на пороге.
— Долго мне вас ждать? — прошипел он. — Что за вызывающее поведение при студентах? Вы, очевидно, забыли, что кафедрой заведует уже не Воротыло. Я того балагана, что здесь когда-то был, не допущу…
— Позвольте, — сказала преподавательница, страшно побледнев, — почему вы считаете возможным разговаривать со мной подобным образом? Разве занятия со студентами не самое главное, для чего мы здесь…
— Я не собираюсь с вами обсуждать, что главное и что не главное, — закричал Петр Степанович, выбегая на середину комнаты. — Но когда заведующий кафедрой требует, преподаватели обязаны немедленно выполнять. Вы поняли?.. И чтобы такое было в последний раз, — добавил он уже спокойнее. — Я вам не Воротыло.
— Оставьте Ефима Францевича в покое, — дрожащим голосом сказала женщина, встав из-за стола. — И если вы, Петр Степанович, еще раз при мне подобным образом оскорбите его память, я… я…
Она не кончила и закрыла лицо руками.
Овратов остолбенел. Он открыл рот и изумленно уставился на нее. Даже взгляд его изменился, глаза утратили холод и пустоту, это был взгляд почти нормального человека, удивленного и озадаченного.
— Ну-ну, успокойтесь же, — сказал он наконец. — Пройдемте ко мне в кабинет.
Он бросил быстрый взгляд на Тимофея, нахмурился, закусил губы и быстро ушел в кабинет. Преподавательница оперлась рукой о стол и уронила на пол зеркальце. Он разлетелось на мелкие кусочки.
Женщина сокрушенно охнула, наклонилась, хотела собрать осколки, но махнула рукой и, низко опустив голову, прошла в кабинет.
Прибежала лаборантка, заахала, стала заметать стекла, приговаривая:
— К несчастью… Это к несчастью…
Тимофей так и не дождался окончания разговора в кабинете заведующего. Когда в десять вечера он собрался уходить домой, дверь в кабинет еще оставалась плотно закрытой.
Придя вечером следующего дня на кафедру, Тимофей сразу догадался: что-то случилось… Преподаватели, которых в комнате собралось пятеро, были очень возбуждены, а лаборантка сидела за своим столом как истукан; лицо у нее было в красных пятнах и глаза заплаканы. Тимофей тихонько устроился в своем углу и начал чертить. Вопреки обыкновению никто не уходил. Все словно чего-то ждали… Дверь в кабинет заведующего, как всегда, была плотно закрыта, но из-за двери доносились голоса. Впрочем, разобрать, о чем говорилось, было невозможно.
— Два часа выясняют отношения, — заметил один из преподавателей, покачав головой. — Ну я, пожалуй, пойду…
— Подожди, — сказал второй. — Интересно, чем все это кончится.
— А ничем, — усмехнулся третий. — Все останется по-прежнему, но защищать он ему не даст.
— Возможно, ты и прав, — задумчиво сказал первый. — Ему надо было защищать при Ефиме Францевиче, или по крайней мере пропустить при нем диссертацию через кафедру. Тогда все было бы просто. А сейчас… — Он махнул рукой.
— И главное, непонятно, как теперь ему помочь, — пожал плечами пожилой доцент, который сидел недалеко от Тимофея и которого ззали не то Иннокентий Лаврентьевич, не то Лаврентий Иннокентьевич. — Шеф в одном прав… Работа все-таки несколько устарела, и ее надо дополнить новыми данными. Но на это требуется время…
— Нисколько она не устарела, — решительно возразил первый. — Просто удобная отговорка для «ио»… В этой работе важны сами идеи. Они уже носятся в воздухе, если подзатянуть с защитой, вот тогда действительно работа может устареть. На это он и бьет.
— А по-моему, — сказал пожилой доцент, — наш шеф даже и не понимает существа этой работы… Ему важно другое: чтобы на кафедре не появился конкурент с докторской степенью. А сама работа… Он же не читал ее, уверяю вас.
— А вы читали?
— И я не читал… Я в этом тоже ничего не понимаю. Как и большинство на нашей кафедре. Не обижайтесь, но для меня важно, что работу успел прочитать Ефим Францевич и дал блестящий отзыв.
— Так шеф же сказал, что отзыв устарел…
— А что ему еще делать?.. Он не может не понимать, что специалисты оценят эту работу высоко.
— Вот именно, — кивнул Лаврентий Иннокентьевич, — поэтому он и настаивал, чтобы работа была послана на заключение… в институт, где ее просто не смогут по-настоящему оценить.
— Алексей Иванович не зря сопротивляется…
— Еще бы…
Только теперь Тимофей, пораженный разговорчивостью преподавателей, понял наконец, в чем дело. Алексей Иванович — был тот самый доцент, который на одном из заседаний кафедры настаивал на приобретении новых приборов. Пожалуй, он держался более независимо, чем остальные преподаватели. К нему чаще чем к другим приходили студенты. Тимофей слышал, что он пишет или даже заканчивает докторскую диссертацию. Видимо, сегодня во время заседания кафедры состоялся разговор об этой диссертации.
На всякий случай Тимофей решил уточнить:
— Алексей Иванович там? — спросил он у Лаврентия Иннокентьевича, указывая на дверь кабинета.
— Там, — кивнул тот. — Третий час там… А вы все рисуете, молодой человек?
— Рисую.
— А зачем?
— Как зачем?
— Вы разве не думали, зачем нужны ваши красивые рисунки?
— Для студентов…
— Вот что! А я полагал, для украшения… коридорных стен.
— Но ведь это… учебный материал, — осторожно возразил Тимофей. — Законы физики, формулы, графики…
— Так, по-вашему, студент и в перерывы должен физические законы изучать? Он курить хочет или, извините, в уборную… Вот если в туалете с умом развесить, пользы будет больше…
Тимофей смутился и покраснел.
— А вы, Тимофей, не расстраивайтесь, — сказал молодой преподаватель, который до сих пор сидел молча. — Ваше дело не совсем бесполезное. Случается, что и смотрят на ваши плакаты…
— Когда опаздывают на лекции и слоняются по коридорам? спросил Лаврентий Иннокентьевич.
— Не только… Сегодня утром Петр Степанович ректора приводил, показывал ему, как теперь красиво в коридоре и на кафедре… Ректор улыбался весьма благосклонно.
— А вчера проректора по науке, — добавил Лаврентий Иннокентьевич. — Позавчера еще одного. Так что польза есть, конечно.
Все рассмеялись.
— Неужели его все-таки утвердят? — спросил кто-то.
— А неужели вы сомневаетесь? — прозвучало в ответ.
И опять все рассмеялись. Но смех показался Тимофею невеселым.
— Не понимаю, — сказал преподаватель, начавший весь этот разговор. — Решительно не могу понять, — повторил он, обводя взглядом присутствующих, — если он уверен, что совет его не забаллотирует, чего же он так навалился на Алексея Ивановича? Защита, утверждение ВАКом, утверждение в профессорском звании ведь это минимум три года. Алексей Иванович, даже если бы захотел, а я уверен, он и не захочет, три года не может быть конкурентоспособен.
