Максим Курочкин - Аниськин и шантажист
– Но ведь вы же педагог. Как вы не смогли отговорить его, вернуть на истинный путь? – спрашивал Костик заведующую.
– Мои ученики мне как дети, – ответила она, – а в детях часто не видишь дурного, им часто прощаешь грехи и ошибки.
– А как же ваши личные ошибки? Ведь вы сами было чуть не согласились на его авантюру? Виктор Августинович говорил, что в последнее время вы все меньше сомневались?
– Мне просто трудно было спорить с ним. В последний момент здравый смысл бы все равно восторжествовал и не дал бы мне преступить черту.
– Но ведь вы ее уже в некотором роде преступили…
Костик применил-таки свой неопровержимы аргумент: самым непостижимым образом в последнее время в Но-Пасаране стало возрастать количество грешков и мелких пакостей. Видимо, людям понравилось так просто и незатейливо расплачиваться за свои грехи, и они стали более смело и беззастенчиво грешить. Такой процесс наблюдался в XV-XVI веках в каталицизме. Тогда для того, чтобы заслужить прощение, необходимо было совершить пару-тройку добрых поступков, за что выдавался определенный сертификат на прощение, именуемый индульгенцией. Народу так понравилась эта идея, что индульгенции шли нарасхват, а наиболее корыстолюбивые священники даже приторговывали ими из-под прилавка.
Понятие греха постепенно стиралось, расплата за грех страшила все меньше.
– Вы понимаете, что деятельность Рыбьего Глаза частью останавливает, а частью провоцирует но-пасаранцев на мелкие пакостничества и преступления?
– Вы знаете, я почему-то никогда об этом не думала. А откуда вы взяли, что это действительно так?
– Да вы только посмотрите! – Костик загрузил дискету, на которой работал, – в первый квартал вашей деятельности было совершено девять адюльтеров или супружеских измен. Потом их количество резко снизилось, но ненадолго. Посмотрите, я даже составил график. Вы видите, насколько возросли прелюбодеяния на вверенной мне территории в последнее время? А прелюбодеяния – это не только поступок, порочащий звание гражданина Российской Федерации, но и драки, скандалы, поножовщина. Скоро я с работой справляться не буду по вашей вине.
Теперь он говорил с ней не как ученик с учительницей, а как товарищ.
– Вы знаете, – казалось, Инесса Васильевна совсем не была подавлена, – даже если деятельность Глаза прекратиться, а я уже близка к тому, я никогда не буду винить себя за это. Знаете, скольким людям мы помогли за это время? Знаете, сколько обездоленных приняли со слезами благодарности нашу незатейливую материальную помощь? Посмотрите, какое симпатичное письмо я только сегодня получила, – и учительница протянула ему надорванный конверт.
Письмо пришло – ни много ни мало – из Саудовской Аравии. В нем сообщалось, что деньги, перечисленные в фонд угнетенных женщин этой страны попали угнетенным женам сильнейшего нефтяного магната. Жены были тронуты столь очаровательно мизерной суммой и фотографией обитательниц дома престарелых, которые и оказали им, магнатским женам, помощь.
Больше всего гарем забавлялся над тем, что на фото было изображено много дам преклонного возраста и один вполне молодой мужчина – Коля-Болеро. Совсем как у них, с точностью до наоборот – в гареме было много молоденьких жен и один старый магнат.
Старшая жена гарема поныла перед мужем и выхлопотала для своих русских коллег ответный подарок – пожизненную весьма щедрую пенсию для каждой «жены» гарема «Улыбка» при условии, что они будут регулярно писать им письма и высылать фотографии.
– Сегодня было некогда, а завтра я непременно отправлю опровержение, – улыбнулась она, – надо же объяснить, что произошло недоразумение!
– Ни в коем случае! – испугался Костик, – вы даже не представляете, во что может вылится эта дружба! К тому же у вас теперь есть повод совершенно законно обеспечивать своих подопечных всем необходимым. Надеюсь, щедрость магната будет беспредельной, и в самом скором времени наши бабушки увидят шалаш Ленина в Шушенском!
– В Шушенском? – оживилась Инесса Васильевна, – а что? Вы знаете, у меня весьма богатый опыт руководства друзьями по переписке. Я много лет вела клуб интернациональной дружбы, мои пионеры и комсомольцы переписывались со сверстниками пяти стран мира!
– Во-во, – еще больше обрадовался Костик, – почему бы вам не тряхнуть стариной? Найдите еще пару гаремов, подружитесь. И вам не скучно, и бабушкам весело. И знаете что, Инесса Васильевна? Я не буду никому говорить, кто прятался под именем Рыбьего Глаза, хорошо?
– До чего же вы милый мальчик, Костя, – улыбнулась бывшая учительница.
– Можно еще один, последний вопрос? – вздохнул милый мальчик Костя Комаров.
– Конечно.
– Тот рубль, который взимался в каждом штрафе сверх круглой суммы, шел на свечку? Чтобы замолить грех шантажируемого?
– А как вы догадались? – заинтересовалась заведующая.
– Дедукция, – покраснел от удовольствия Костик.
– Да. Раз в неделю я с какой-нибудь старушкой ездила в церковь. Она ставила свечи и молилась за грешные души, а я бегала по своим делам.
– Скажите, только честно: свечка ставилась только за грешные души провинившихся но-пасаранцев?
– Не только, – коротко ответила Инесса Васильевна.
Больше вопросов Комаров не задавал.
* * *Проводы Кирилла и Виктора Августиновича превратились в народное гулянье. Дом престарелых «Улыбка», к которому в свете последних событий прочно прилепилось обзывательство «гарем», картинно и эмоционально рыдал на перроне. Когда старушки узнали, кто есть на самом деле тот старичок, который тихо жил у них последнее время, они все единодушно в него влюбились и теперь поочередно брали у него обещание приезжать хоть иногда «по честному».
В стороне скромно топтались Пензяк и Пелагея. Костя тихонько пихнул брата в бок локтем и указал на них взглядом.
– Идем подойдем, – предложил он, – а то сами они стесняются.
Лица стариков просветлели, едва только братья направились к ним в сторону.
– Ну, – строго спросил Кирилл, – кто это из вас говорил, что лицо у меня дурное и глазки злобные?
– Да мы… да это… – начал Пензяк.
– Не по злобе мы, – продолжила Крестная Бабка, – просто краше Костеньки нашего, для нас нет, а ты вроде как личину его присвоил, да не совсем удачно. Может ты, конечно, и интереснее по городским меркам, но только мы больше к Костику привыкшие.
– Как же вы так, бабушка Пелагея? – поинтересовался Костя, – всегда помогали следствию, а тут мешать взялись? Волосы у Кирилла дергали, колдовали с Пензяком на пару?
– Как это мешали? – возмутился Пензяк, – это поначалу да, ошибочка вышла. А вот скажите мне, темному, нашли бы вы без меня своего учителя? Уголовника этого? Козлика своего пропащего? Рыбьего Глаза? Ведь стоило Пелагее отваром для возвращения потери напоить, все потерянное и нашлось!
