Джордж Эффинджер - Когда под ногами бездна
— Минуточку. — Я снова повернулся к Хаджару. — Слушай, я хочу посмотреть на то, что ты выудил из рабочего стола и сейфов Сейполта.
— Я так и подумал, — ответил Хаджар. — Лейтенант сейчас слишком занят, чтобы забивать этим голову, так что он наверняка свалит работу на меня. А я устрою, чтобы ты первым осмотрел улики.
— Отлично. Надеюсь, там будет что-то важное. — Входя в застекленный кабинет лейтенанта, я столкнулся с ребятами в штатском, эскортирующими Труди.
Она улыбнулась мне и сказала:
— Мархаба. — Только в этот момент до меня дошло, что она может говорить и по-арабски.
— Сядь, Одран, — сказал Оккинг. Его голос был хриплым, как будто лейтенант сорвал его или простудился.
Я уселся и посмотрел на него.
— Куда ее повели?
— Хотим допросить девочку поосновательней. Хорошенько покопаться в ее серых клеточках… Потом отпустим домой, не знаю, правда, где это.
Что ж, звучит очень профессионально; сомневаюсь, правда, что Труди будет в состоянии выйти отсюда, когда они закончат «копаться в ее серых клеточках».
Гипноз, наркотики, плюс электрическая стимуляция мозга; после этого человек обычно чувствует себя не в своей тарелке. По крайней мере, так мне говорили…
— Хан подбирается все ближе и ближе, — сказал Оккинг, — но второй после смерти Никки вообще не высовывается.
— Не понимаю, что ты имеешь в виду. Послушай, лейтенант, а Труди случайно не Хан? Она ведь никак не могла раньше быть Бондом?
Оккинг посмотрел на меня как на чокнутого.
— Да откуда мне знать, Одран? Никогда не встречался с этим Бондом. Мы связывались по телефону или по почте. Насколько мне известно, ты — единственный человек, который когда-либо сталкивался с ним лицом к лицу. Вот почему я никак не могу избавиться от подозрительных мыслей. Что-то с тобой не в порядке, Одран, я просто чувствую это.
Со мной что-то не в порядке, вот как?! И это бросает мне в физиономию иностранный агент, получающий чеки от национал-социалистов? Ну ладно… Очень жаль, что лейтенант не сможет даже опознать Хана, если когда-нибудь нам посчастливится его поймать. Я не знал, говорит ли Оккинг правду. Скорее всего, да — какой ему смысл врать мне? Он знал, что занесен в черный список, а может, даже стоит там первым. Кроме того, когда лейтенант сказал мне, что не покинет свой кабинет, он явно не шутил: здесь стояла раскладушка, а на столе — поднос с остатками обеда.
— Единственное, что мы вроде бы знаем точно: оба используют свои модики не только для убийства, но. и чтобы посеять ужас и панику. Кстати, это у них пока получается неплохо, — подытожил я. — Твой наемный убийца… — Оккинг обжег меня взглядом, но, черт побери, правда есть правда! — Твой убийца превратился из Бонда в Хана. А второй, судя по всему, остался прежним. Очень надеюсь, что парень, работающий на русских, убрался домой. Хотелось бы знать точно, по крайней мере одной заботой станет меньше.
— Ага, — хмуро произнес Оккинг.
— Узнал что-нибудь интересное от Труди? Оккинг пожал плечами и взял с подноса кусок сандвича.
— Какое там… Имя, фамилия, прочие формальности.
— Я хочу знать, как она познакомилась с Сейполтом.
Оккинг поднял брови:
— Ну, ну, Одран. Сейполт на прошлой неделе был главной фигурой. Я устало вздохнул:
— До этого я и сам додумался, лейтенант. Труди сказала, что кто-то свел ее с немцем.
— Махмуд.
— Махмуд? Мой друг Махмуд? Тот, который промышлял у Джо-Мамы до перемены пола?
— Точно, он самый.
— Как он оказался замешан в этом деле?
— Пока ты лежал в госпитале, Махмуд получил повышение. Он занял место, оставшееся вакантным пост убийства Абдуллы.
Махмуд. Как быстро ты прошел путь от очаровательной шлюшки, работавшей в греческих клубах, от ничтожного полублатного паразита до современного работорговца, важного человека на службе у Папы… Единственное, что приходит в голову, когда узнаешь о таком повороте судьбы:
«Только у нас в Будайине возможно подобное!» Квартал равных возможностей, дамы и господа!
— Мне надо поговорить с Махмудом, — пробормотал я.
— Тогда встань в очередь. Он обязательно посетит мою обитель, как только ребята его выкурят из логова.
— Расскажешь мне потом, что ты из него вытряс?
Оккинг оскалился:
— Что за вопрос, друг! Разве я не обещал тебе? Разве не обещал Папе, что буду пай-мальчиком? Что-нибудь еще? Все, что угодно, — слушаю и повинуюсь!
Я встал и перегнулся через стол, уставясь ему прямо в глаза.
— Послушай, Оккинг, ты привык смотреть на куски человеческого мяса, разбросанные по квартирам разных приятных людей, а вот меня от такого зрелища сразу выворачивает. — Я показал ему последнюю весточку от нашего общего друга Хана. — Скажи, как мне получить оружие?
— Какое мне дело? — ответил он полушепотом, словно загипнотизированный уставившись на клочок бумаги. Потом поймал мой взгляд и тяжело вздохнул.
Выдвинул нижний ящик стола, извлек оттуда целую коллекцию орудий убийства. Что тебе больше нравится?
Два игломета, парочка статических пистолетов, мощный парализатор и даже здоровенное автоматическое чудовище, стреляющее пулями! Я выбрал маленький игломет «смит-и-вессон» и парализатор «дженерал электрик». Оккинг выбросил на стол коробку боеприпасов: двенадцать игл в обойме, сто обойм в коробке. Я быстро убрал все это в сумку.
— Спасибо.
— Счастлив? Теперь ты чувствуешь себя неуязвимым, Одран?
— А ты чувствуешь себя неуязвимым, Оккинг? С его лица сползла усмешка.
— Как же, черта с два, — сказал он и небрежно махнул рукой, с присущей всем легавым тактичностью намекая, чтобы я убирался вон. Я подчинился, испытывая не больше благодарности, чем обычно.
Когда я выбрался наружу, небо на востоке уже начало темнеть. С минаретов, где были установлены динамики, раздались мелодичные вопли муэдзинов: их голоса, записанные на пленку, разносились по всему городу. Сегодня выдался тяжелый день, мне нужно выпить. Но прежде чем расслабиться за стаканом в каком-нибудь баре, необходимо еще кое-что сделать. Я вошел в отель, поднялся в свой номер, скинул одежду и встал под душ. Четверть часа горячие струи массировали мое тело; я просто ворочался под их яростным напором, словно ягненок на вертеле.
Два-три раза вымыл волосы и лицо. Увы, с бородой придется расстаться: это весьма печально, но необходимо. Я стал умнее и осторожнее, но записка Хана доказывает, что и того, и другого мне все еще явно недостает.
Сначала я коротко остриг свою рыжеватую шевелюру. Так, теперь борода и усы. В последний раз я созерцал свою верхнюю губу лет в четырнадцать-пятнадцать, поэтому, быстро орудуя бритвой, ощутил на мгновение жалость и боль потери. Правда, вскоре мне стало интересно, как я выгляжу без этого украшения мужчины. Спустя пятнадцать минут я полностью ликвидировал бороду, тщательно выскабливая по несколько раз каждый участок, пока лицо и шея не начали гореть и кровь не стала сочиться из порезов, выделявшихся яркими пятнами, на фоне бледной кожи.
