Николай Гацунаев - Звездный скиталец
— Опять не угадал! — Эльсинора выскользнула из домика грация в красном бикини с алой косынкой на волосах. Красная Шапочка почти в чем мать родила, — Просто утренняя разминка.
— И заодно явление Христа народу! — Он поднялся и пошел навстречу.
— Тогда уж не Христа, а пресвятой девы Марии.
— Дай-ка я тебя поцелую, Мария Магдалина.
От нее веяло свежестью, энергией.
— Можно подумать, что ты и не спала вовсе.
— Я и не спала. Кто бы иначе выключил силовое поле, когда тебе взбрело на ум уйти и оставить меня одну?
— А, ч-черт! Мог бы и сам догадаться. — Он подхватил ее на руки и зашагал к морю. — Страшное дело иметь жену-колдунью.
— Не колдунью, а ясновидицу! — возразила она, смеясь. Это не одно и тоже.
— Что в лоб, что по лбу. — Под ногами заплескалась теплая, нагретая солнцем вода. — Не успею подумать, как ты уже все знаешь.
— Подумай, прежде чем подумать! — скаламбурила она. — Как тебе спалось?
— Превосходно.
— Мне тоже. И что нам мешало выбраться сюда пораньше?
— Многое. — Он поставил ее на ноги. — Пожалуй, я просто не был готов к этому.
— К чему — «этому»? — насторожилась она.
— К этой форме общения с тобой.
— Знаешь, я тебя боюсь. Иногда ты бываешь дремуче наивен, а иногда невозможно угадать, что ты подумаешь в следующую минуту.
— Должен же и у меня быть хоть какой-то козырь! — рассмеялся он. — Скажи, там у вас, в тридцатом веке, все такие, как ты?
— Какие «такие»?
— Ну, экстрасенсы и все прочее.
— Нет, — она нагнулась и зачерпнула ладонью воду. — Наблюдателей подбирают специально и потом долго готовят. А в принципе, чем ближе к истокам, тем больше людей, наделенных экстраординарными способностями. Вспомни, сколько было ведьм и колдунов в средние века.
— И при царице Савской.
— Не было такой царицы!
— А кто был?
— Никого не было! — Она рывком наклонилась и плеснула в него водой. — Всегда, во все времена были только ты и я! Ты и я! Ты и я! Понятно?
— Понятно, — расхохотался он, закрываясь руками и отчаянно жмурясь.
Час спустя, накупавшись всласть, слегка ошалевшие от воды, солнца и ветра, они позавтракали кофе с бутербродами и, натянув полосатый тент, блаженно разлеглись на горячем песке.
Ветер дул гораздо сильнее, чем утром, невысокие длинные волны бесшумно набегали на песок и откатывались, оставляя белую, стремительно тающую полоску пены.
— Я бы на твоем месте давно изошла вопросами, — призналась Эльсинора.
— Как ни странно, я как раз подумал о том же.
— О чем?
— О том, что неплохо бы поменяться с тобой местами.
— Ты хочешь, чтобы вопросы задавала я?
Он кивнул:
— И сама же на них отвечала.
— Однако! — Она взглянула на него через плечо, улыбнулась.
— Так будет лучше, — сказал он. — Говори, что считаешь нужным. Не говори, о чем не хочешь.
— Ну что ж… — Она помолчала, думая, с чего начать. Наверное, тебя интересует, кто такие наблюдатели и что они должны делать?
— Наблюдать, — усмехнулся он.
— Не только. Помнишь, по дороге с пристани ты популярно объяснял мне, что такое человеческая эволюция?
— Помню, — кивнул он и откинулся на спину. — Представляю, как ты в душе надо мной потешалась.
— Не болтай глупости. Ты объяснял сбивчиво, слишком эмоционально, но в общем правильно. Так вот река, о которой ты говоришь, далеко не всегда течет по равнине. В ходе своей эволюции человечество не раз упиралось лбом в стену.
— И вы там — тоже уперлись? — поинтересовался он, не открывая глаз.
— Не перебивай. Ты тогда верно сказал, что процесс эволюции остановить нельзя. В какую бы глухую стену не упиралось человечество, оно всегда находило выход. Говоря твоим языком, чем дальше в лес, тем больше дров. Все становится сложнее, глубже, ответственнее. Человечество вступает в контакты с внеземными цивилизациями, начинает черпать энергию из космоса. Совместными усилиями рассчитываются и корректируются траектории движения планет и целых галактик. На этом уровне просчет в стотысячную долю микрона, ошибка в миллионную долю знака, мизерная неточность в генетическом коде могут привести к катастрофе.
Она замолчала. Симмонс сквозь смеженные веки видел ее сосредоточенное, грустное лицо, взгляд, устремленный куда-то вдаль.
— И при чем тут минувшие столетия? — спросил он.
— А притом, — вздохнула она, — что в XXX веке такие просчеты практически исключены. Но река это не только устье. И все, что происходит в ней от самых истоков, на всей ее протяженности, все это не может не влиять на состояние устья.
— Да-а-а… — Он задумчиво провел пальцем по переносице. — Значит, если я тебя правильно понимаю, во всех предшествующих вашему веках все должно оставаться незыблемым. Никаких новых изменений кроме тех, которые уже произошли и учтены вами. Так?
— Да, так, — согласилась она.
— И если какой-то чудак вроде меня попытается внести какие-то свои коррективы, то его…
— …необходимо нейтрализовать.
— И проще всего сделать это, прихлопнув его, как муху.
— Нет. Это будет тоже неучтенное изменение реальности прошлого.
— Стало быть, он должен делать только то, что ему запрограммировано?
— В общем, да.
— Значит, мой удел — явиться на призывной пункт, надеть мундир и сложить голову во славу Стран Всеобщей Конвенции? Симмонс сел, машинально стряхивая приставший к коже песок. И твоя миссия в том и заключается, чтобы не дать мне улизнуть…
Он подобрал с песка сухую травинку, поднес ко рту, прикусил.
— Тебе, конечно, известно, что меня ждет?
Травинка нестерпимо горчила. Травинка пахла ветром, степью, полынью.
— Да, Эрнст. Я знаю, что тебя ждет, — ответила она.
Симмонс взял ее руку, прижался губами к ладони, Эльсинора слегла сжала ему нос большим и указательным пальцами, притянула к себе, уложила затылком на свое плечо.
Он глядел мимо тента в голубое без единого облачка бездонное небо, думая о том, как непостижимо уживаются рядом такие взаимоисключающие понятия, как ненависть и любовь, отчаяние и счастье, трусость и мужество…
Наверное, Эльсинора права. От судьбы не уйдешь. Надо жить проще, принимать все как есть.
— Ты валишь в одну кучу разные понятия, — сказала она. Судьба, предначертание, рок — все это вздор. Просто у каждого есть свой долг в жизни.
— Долг перед кем? — саркастически усмехнулся он.
— Перед будущим.
Ветер усилился. Волны докатывались теперь почти до их ног, ласковые бирюзовые волны Арала.
— Можно, я задам тебе один-единственный вопрос? — спросил он. Она кивнула.
