Марина Дяченко - Мигрант, или Brevi Finietur
— Что?!
— Жалко. Вероятность, что он еще раз пойдет на взлом, да на любое преступление, — ничтожна… А мальчишку жалко.
— И это аргументы?
— Да.
— А я думал, — сказал потрясенный Крокодил, — надо настаивать на пользе для общины, на чем-то прагматичном в будущем… В целом…
— Землянин, — Аира улыбнулся.
— А второй, поджигатель?
— Я голосовал за изгнание.
— Почему? Его не жалко?
— Вот и видно, что ты его дело не анализировал и материалы не читал… Его тоже жалко, но оставить такое безнаказанным — невозможно.
— Не понимаю, — сказал Крокодил. — Какое-то стихийное, интуитивное правосудие.
— Бывает.
— И с арифметикой не все в порядке. Если у тебя индекс — единица, у кого-то — одна третья, у таких, как я, по одной миллиардной…
— В сумме получается около трех единиц на общину. Иногда чуть больше, иногда чуть меньше.
— Значит, ты верховный правитель, — сказал Крокодил.
— Где-то так.
— То есть у тебя — один голос, а у остальных полноправных граждан, у нас у всех, в совокупности, — два?
— Точно.
— А если ты еще поработаешь и достигнешь индекса один и пять десятых, например?
— У одного человека не бывает индекса выше единицы.
— И ты один на весь Раа, с таким-то индексом?
— Я Консул, мне казалось, ты раньше об этом знал.
— Осмелюсь заметить, Консул… А если ты, Консул, окажешься сумасшедшим, или дураком, или просто подонком, у которого крышу рвет от власти, — тогда что?
— На то есть механизм присвоения индекса. О котором ты, конечно же, имеешь смутное представление.
— Ну, извини, — Крокодил развел руками. — Стоило бегать по углям, чтобы выслушать очередной упрек.
— Ты случайный человек в этом мире, — Аира грустно улыбнулся. — Ты сюда не собирался, ты хотел на Кристалл.
— Я вообще никуда не хотел.
— Вот-вот… Прости за вопрос, но что для тебя Раа?
Они остановились на обрыве над небольшим оврагом. Брызги маленького водопада разбивали солнечный свет, в воздухе висели три радуги и медленно угасали по мере того, как опускалось за кроны солнце. На противоположной стороне оврага стоял дом, по виду очень старый, вросший в окружающий пейзаж.
— Раа, — сказал Крокодил, немного сбитый с толку, — это… хорошее место.
— Удобное? — со странной интонацией спросил Аира.
Крокодил с подозрением на него покосился:
— Удобное, да. Гуманное общество… чудесная природа…
И замолчал, очень недовольный своими словами.
— Я рад, что тебе у нас нравится, — кивнул Аира. — На Раа так спокойно, так удобно… Такой уютный мох, зеленая трава… Так журчит вода…
Последовала длинная пауза. Аира молчал столь красноречиво, что никакой монолог, самый темпераментный, не мог сравниться с этой тишиной.
— Да, я не родился на Раа, — начал Крокодил, преодолевая злость. — Да, я не имею права советовать тебе и Тимор-Алку. Но, плоский хлеб, ты не можешь требовать крови! Родина не может требовать крови, иначе это не родина, а…
— Я не родина, — Аира пожал плечами. — Ты говоришь сам с собой, Андрей, и я не совсем понимаю о чем.
— Ты считаешь, что жертвовать мальчишкой ради будущего Раа — нормально, достойно, приемлемо!
— Никто не может жертвовать полноправным гражданином.
— Да ты им вертишь, этим гражданином, как хочешь! Он уже полностью в тебе растворился!
— Мальчик, который может сдать Пробу с болевым порогом в ноль четыре, не растворится ни в ком, — сухо сообщил Аира.
Крокодил замолчал, будто ему заткнули рот.
— Андрей, — сказал Аира. — Тебя никто не зовет умирать за Раа, и даже терпеть неудобства никто не зовет. Почему ты так нервничаешь?
Водопад ронял воду, ненарядную, без радуг, в тени. Мокрые камни блестели лиловыми, серыми и белыми боками.
— Ты не считай меня трусом, — сквозь зубы сказал Крокодил. — Я очень даже могу умереть за что-нибудь… За своих близких, например.
И добавил про себя: «Если бы они у меня были».
— А я не считаю тебя трусом, я тебя видел на Пробе, — Аира улыбнулся краешками губ. — Надо полагать, ты потому и хочешь вернуться на Землю — там у тебя близкие, за которых ты готов в огонь и в воду… А что Шана, она обманула тебя? Она не может вернуть тебя на Землю?
Крокодил нахмурился, разглядывая его. Лицо Аиры оставалось бесстрастным, мутноватые глаза казались сиреневыми.
— Никто не может, — признал Крокодил. — К тому же до моего рождения миллионы лет.
И подумал с неожиданной горечью: может быть, за эти бессчетные годы хоть кто-нибудь успеет наступить на подходящую бабочку и такого недоразумения, как Андрей Строганов, вовсе не станет в истории человечества. А значит, не станет его проблем, не станет бед его сына…
— Знаешь, Аира, — слова сорвались, как вода с плотины, — если бы во Вселенной объявили конкурс на самое бессмысленное существование — я имел бы шанс на победу. Любой гриб в лесу существует стократ осмысленнее. Любая мошка-однодневка по сравнению со мной — фундамент мира.
— А ты хочешь, чтобы в твоем существовании был смысл? — Аира заинтересовался.
Крокодил пожал плечами:
— Да нет… Это я так. Капризничаю.
В лесу постепенно темнело. Старый дом на той стороне оврага совсем утонул в сумерках. Бесшумно вылетела из дупла первая ночная птица; животное, похожее на ящерицу, штопором взлетело по ближайшему стволу. Через секунду из кроны свесился длинный липкий язык.
— Ладно, я понял, — неожиданно для себя сказал Крокодил. — Я мог бы умереть за будущее Раа. Но не мог бы послать на смерть другого человека.
— А я могу, — сообщил Аира. — В этом разница.
Он протянул руку и коснулся тонкого ствола над обрывом. Широченные листья дрогнули и вдруг поникли, как сложенный зонтик. Один оторвался и шлепнулся на плечо Крокодилу, будто эполет.
— Оживет, — сказал Аира, будто отвечая на неслышный упрек. — Ночью будет дождь.
— Как ты это делаешь?
— Размыкаю контур, включаюсь в систему, перераспределяю потоки энергии…
— Какие потоки?
— Энергии. Жизни.
— Это шаманство и лженаука. Этому нет материалистического объяснения.
— Нет, — согласился Аира. — Материалистического — нет.
Он положил руку на плечо Крокодилу. Того накрыло горячей волной, бегущей от затылка по всему телу; будто пузырьки в газировке, заструились мурашки вдоль спины. Резко сделалось светлее.
Крокодил снова увидел дом на той стороне оврага, увидел каждую травинку под ногами и увядшее дерево с тяжело поникшими листьями — похожее на фикус, который долго не поливали.