Алексей Корепанов - Время Черной Луны
Я поцеловал ее в теплую щеку, и она прижалась ко мне, и положила голову мне на плечо.
Возможно ли это? Не схожу ли я с ума, постоянно играя в придуманные мною миры?
Кстати, миры, возможно, были и придуманными, но голова у меня болела по-настоящему. Вот ведь парадокс...
- О, колотятся - пригребся! - воскликнули за дверью. - Дерьмом завоняло! Вся команда в сборе.
- Похаракаем - и к веселушке, - удовлетворенно подытожил бас. Иди, встречай, только нос поприжми.
На некоторое время стало тихо, потом обладатель баса старательно и протяжно, но не очень музыкально запел, расхаживая около двери:
- Й-и-их, й-э-эх, побурляем, всех балдырок пожурляем... Й-и-их, й-э-эх, харакай всех, в чан елдан - отмоем грех!
- Устное творчество народов Заземелья, - прошептал я. - Тема непаханная. Осенняя песенка работников местных правоохранительных органов.
Несмотря на в очередной раз пострадавший лоб, у меня было неплохое настроение. Хотя, если бы не палочка-выручалочка бедж, эта песенка вполне могла стать нашим похоронным маршем - судя по оперативности и слаженности действий, местные правоохранители поднаторели в своем деле.
Послышались приближающиеся шаги, раздались голоса.
- Ну вот и харакать нас пришли, - сказала Иллонлли.
Загремели замком, дверь, повизгивая, распахнулась и к нам заглянул широкоплечий приземистый детина с гладко выбритым черепом и оттопыренными узкими ушами, похожими на стручки гороха. От него исходил тяжелый запах, ничуть не напоминающий дезодорант или, скажем, мужской лосьон.
- А ну-ка, выползай! - скомандовал детина и пнул меня ногой. Ишь, балдыри невышлянные.
Выйдя иэ нашей темницы, мы с Иллонлли оказались в довольно большом помещении с высоким потолком. В сером свете, сочащемся из узких окон, были видны трехъярусные нары со скомканными одеялами, длинный стол, заваленный бумагами и заставленный вместительными, литра на полтора каждая, кружками, несколько стульев, на спинках которых висели форменные куртки пепельного цвета с тонкими черными полосками на плечах; еще были в помещении какие-то ведра и ящики, от которых несло болотом. За окнами виднелся окруженный глухими стенами серый асфальтированный двор.
Кроме бритоголового детины в помещении находилось еще не меньше десяти человек в пепельном обмундировании; за плечами у доброй половины из них торчали те самые "примитивные метательные устройства", о которых говорил Сю. Мне они показались похожими на арбалеты (впрочем, арбалеты я видел только в кино). Без сомнения, в данном случае они предназначались для нанесения необратимых повреждений моему телу и телу Иллонлли. Вмешательство беджа пока, по-моему, ни в чем не проявлялось.
- Давай, балдыри-балдырки, вперед и не сямать, - мрачно приказал бритоголовый, кивком указывая направление.
- Может быть нам хоть что-то объяснят? - попытался завязать я беседу со стражами правопорядка. - В чем нас обвиняют? Кажется, вы не за тех нас принимаете.
- Давай-давай, балдырка, не чумахайся. - Бритоголовый, угрожающе нахмурившись, двинулся на меня. - У повалянки тебе все растолкуют, нешлябаный.
Иллонлли одарила его таким взглядом, что я подумал: сейчас она не выдержит и уложит местного начальника - заедет ногой в пах или головой в лицо - и тогда нас прикончат прямо здесь, не выводя к "повалянке".
Но бритоголовый не успел дойти до нас. Со звоном разлетелось стекло в одном из узких окон и в помещение ворвался смерч. Смерч был серо-белый и совсем небольшой по размерам, но то, что он начал вытворять, молниеносно перемещаясь от одного стража порядка к другому и атакуя их сверху, с трудом поддается описанию. Пепельномундирные валились на пол, как срубленные сучья, как кегли, как костяшки домино, не успевая не только пустить в ход свои арбалеты, но и просто сообразить, что за напасть такая приключилась. По-моему, против местных "фараонов" было применено новейшее оружие иной Вселенной, Вселенной, которая была помощником нашим и спасителем, - многотерпеливым беджем Сю.
Смерч закончил свою деятельность, угомонился, опустился на стул, и теперь его можно было, наконец, рассмотреть.
- Рон! - воскликнул я. - Это же птица Рон, Иллонлли.
- Хорошенькая птичка, славная птичка, - с умилением проворковала Иллонлли. - Побольше бы таких умных птичек.
Птица Рон невозмутимо перебирала свое черно-белое шахматное оперение крепким клювом, которым она только что вдалбливала в головы "фараонов" тезис о недопустимости карательных мер по отношению к людям, вовсе не обязательно являющимся преступниками. "Фараоны", в общем-то, не выглядели безнадежными покойниками: крови не было, они дышали, подергивали конечностями и безуспешно силились открыть глаза - вероятно, птица Рон знала, куда и как бить. Действительно, побольше бы таких птичек...
Приведя себя в порядок, птица Рон перепорхнула ко мне, повозилась за моей спиной, щелкая клювом, - и я почувствовал, что руки мои вновь свободны. Развязав Иллонлли, я присел на корточки и заглянул в неподвижные глаза птицы.
- Спасибо тебе, птица Рон.
Я осторожно погладил ее по голове - птица восприняла мое прикосновение совершенно бесстрастно.
- Теперь веди нас и помоги найти Учреждение.
- Рон! Рон! - незамедлительно отрапортовала птица и, сложив крылья, медленно направилась к выходу, переваливаясь с ноги на ногу, словно обыкновенная курица.
- Подождите!
Иллонлли подскочила и ближайшему "фараону", сдернула с его плеча арбалет с привязанными к ложу стрелами.
- Доргис, и ты бери.
Я, не раздумывая, выполнил ее команду - арбалет мог послужить убедительным аргументом в беседе с Хруфром - и предупредил ее:
- Учти, бедж сказал, что стрелы отравленные.
24.
Мы несколько раз поднялись и спустились по лестницам, по-моему, одним и тем же или очень похожим одна на другую, и углубились в сумрак пропахших затхлостью коридоров. Птица Рон неторопливо шествовала впереди, а мы с Иллонлли, помалкивая, шли за ней следом; надо думать, птица знала, куда нас ведет. В какой-то момент я вдруг почувствовал непонятный мимолетный озноб, потом в лицо мне плеснула волна жаркого воздуха и птица Рон неожиданно исчезла, чтобы через несколько мгновений появиться вновь, все так же перебирая своими лапами в пушистых штанишках. Я взглянул на девушку и по удивленно-настороженному выражению ее лица понял, что и она тоже почувствовала нечто необычное. Внезапно вокруг посветлело и я обнаружил, что мы уже не идем, а стоим перед дверью с облупившейся краской. На двери было коряво написано мелом: "Стой! Предъяви про..." - дальнейшее было смазано.
Птица Рон явно не собиралась предъявлять никакого "про..." Она просто толкнула дверь клювом и исчезла в образовавшейся щели. Я последовал за ней, чувствуя на затылке дыхание Иллонлли.
