Андрей Курков - Пуля нашла героя (География одиночного выстрела - 3)
- Интересно, но не хочу.
- Ну ладно, - Волчанов взял в руку стакан, глотнул чаю.
Помолчали немного.
А за окном сыпался снег. Метель стихла, и снежинки падали прямо вниз, на землю.
Добрынин смотрел на них, смотрел в окно, за которым белым по белому слоился вниз снег. Вспоминал деревню Крошкино, пса Митьку вспоминал, с которым иногда сидел возле будки, несмотря на снегопад. Вспомнил, как в деревню замерзшего насмерть землемера привезли. Надо было этому землемеру отобранную у помещика землю отмеривать, но слишком много земли было, а еще мороз ударил. В общем, замерз землемер, не закончив дела. Снежинки, как дни, месяцы, годы, летели вниз, в прошлое, и их постоянное движение навевало на народного контролера какую-то особую сладковатую тоску.
- Пойдем на могилку к Тверину сходим, а? - предложил он Волчанову неожиданно.
- Пойдем, -.ответил Волчанов.
Генерал накинул шинель.
Вышли на Красную площадь, подошли к засыпанной снегом могиле под стеной.
Остановились. На могиле стояла маленькая березка. Толщиной, может быть, с собачий хвост и высотой не выше человеческого роста.
- Принялась она, - сказал Волчанов. - Я проверял...
Постояли с минуту молча.
- Ты знаешь, город Тверь переименовали, - сказал генерал. - Теперь город Калинин.
- Да? - удивился Добрынин.
- По просьбе жителей. Это ведь, помнишь, первая фамилия Тверина была Калинин. Вот попросили разрешить переименовать. Верховный Совет утвердил.
Вернулись в кабинет Волчанова, в приземистое одноэтажное здание, прятавшееся от посторонних кремлевских глаз за синими пушистыми елками.
Выпили по сто грамм. Помянули Тверина, Ваплахова, Никифорова.
- Завтра у тебя поезд в Киев, в девять вечера, - говорил потом Волчанов уже согревшемуся и снявшему шинель Добрынину. - И номер в гостинице есть на твое имя. Я тебе тут напишу, гостиница "Октябрьская". Но тебя на вокзале наши украинские товарищи встретят, отвезут...
Добрынин слушал и кивал.
- Дочери мы уже сообщили о том, что приедешь. Она тебя вечером послезавтра ждать будет с мужем и детьми. Адрес вот, Русановская набережная, 24, кв. 53. Возьми все это, но если потеряешь, там тебе напомнят.
Добрынин сунул бумагу с адресами в карман пиджака. За окном уже стемнело, но все равно летел вниз беспрестанно мелкий белый снег. Летел и летел. И не было ему ни до кого дела.
Глава 50
Однажды утром, выбравшись из шалаша, Банов увидел белый чистый снег, покрывший землю, ветви елей, тропинку, уже давненько протоптанную, ведущую от его шалаша к шалашу Кремлевского Мечтателя и к костру.
Воздух был свеж. Морозец колол щеки.
Банов накинул шинель, еще одну шинель, которой укрывалась Клара с девочкой, поправил, подвернул. И вышел.
Старик, тоже в шинели, накинутой на плечи, сидел у слабого костра и внимательно следил за синеватым пламенем. Следил прищуренно, словно за ребенком, который вот-вот начнет проказничать.
- Доброе утро, - сказал, присаживаясь рядом, Банов. Старик вытащил из кармана пиджака пару конвертов, рассмотрел внимательно штемпеля,
- Это вчерашние, - сказал он. - Тут вроде двенадцатое октября, а тут двадцать первое...
И, положив конверты снова в карман пиджака, продолжил Эква-Пырись следить за костром, вороша его еловой веткой.
Какой-то хруст донесся со стороны, и Кремлевский Мечтатель, обернувшись довольно живо, уставился на склон ближнего холма.
- Гляди, гляди-ка, - вдруг обрадованно заговорил он, указывая туда рукой. - Зайцы! Ей-богу, зайцы!
И старик поднялся на ноги и даже чуть наклонился, рассматривая увиденных зверей.
Банов тоже посмотрел туда, прищурился. Увидел наконец там какое-то движение.
- Играются! - сказал старик довольным голосом, словно радовался за этих зайцев. - Им сейчас раздолье, как детям. Знаете, как дети снег любят?
- Знаю, - кивнул Банов.
- Клара с девочкой спят еще?
- Спят.
- Проснутся - обязательно на прогулку пойдите! - строго посоветовал старик. - Очень полезно для легких. Должно быть, еще где-нибудь зайцев увидите. Женщины ведь животных любят...
Банов кивнул.
- Что-то Вася не идет, - сказал, снова присев у костра, Эква-Пырись. - А я уже проголодался...
Банов зачерпнул ладонью снег, растер руками и почувствовал его обжигающий и бодрящий холод. Подумал о грядущем Новом годе.
- Новый год скоро, - тут же, словно прочитав мысли Банова, произнес старик. - Вот ты что бы хотел в подарок?
Банов задумался.
- Ну, скажем, чего тебе тут не хватает? - наводил на правильную мысль старик замешкавшегося с ответом Банова.
- Бинокля, - ответил не очень уверенно бывший директор школы.
- Бинокль? - повторил старик и уже сам задумался. - Бинокль? Об этом надо, должно быть, военным написать. У них - бинокли. Ничего, напишу - пришлют... А как ты думаешь, что бы Клара хотела на Новый год получить?
Банов пожал плечами. Тут уж никакие мысли не приходили в его голову.
- Может быть, книжку какую-нибудь?
- Женщине - книжку? - старик посмотрел на Банова с едкой усмешкой. - Что ж это вы, Василий Васильич? Женщине надо что-то красивое! Платок, шаль... Напишу-ка я в Оренбург. Знал я там когда-то одну старушку, которая удивительные платки из шерсти вязала. Оренбургские платки... Теплые-теплые...
"Платки? - подумал Банов. - Может быть. Может быть... А я бы ей все-таки книжку подарил какую-нибудь. Про борьбу и любовь..."
Послышался тут издалека хруст веток. Потом звякнуло что-то.
Оглянулся в ту сторону старик. Улыбнулся.
- Ну вот и Вася идет, - сказал обрадованно. - Иди, Васильич, буди своих. Скажи, что завтрак остывает!..
Встал Банов и пошел не спеша к своему шалашу, где еще спали мирно и, должно быть, сны видели его любимый товарищ Клара и их дочка Валентина, для которой только-только наступила первая в ее жизни зима.
Глава 51
Саплухов приехал в Москву за день до торжественного заседания. К родителям не поехал, а остановился в гостинице "Пекин", в номере на десятом этаже с видом на башни Кремля.
Пообедав в ресторане гостиницы, он вернулся в свой номер и, усевшись за стол, стал перечитывать подготовленные в двух экземплярах тезисы будущей научной работы.
Улыбка то и дело появлялась на его красивом лице, когда представлял он себе удивление академика, когда тот узнает о настоящем авторе уже довольно известных народу произведений. А что скажет академик, когда поймет, что и текст нового гимна был написан тем же пернатым автором?
Саплухов мотнул головой в предвкушении завтрашнего разговора с Бахманом и перевел взгляд на тезисы.
В принципе, все было уже исправлено и подчищено на страницах, но старая боязнь пропуска запятых заставляла Саплухова еще и еще раз прочитывать предложения.
