Евгений Прошкин - Магистраль
— И про Прелесть тоже слышал? — поинтересовался Шорохов.
— А чего ж, конечно. Жалко ее, смазливенькая была. Ну уж судьба у нее такая.
Из “Линкольна” выскочил охранник. Обежав машину, он распахнул заднюю дверь и подал руку вице-спикерше. Мадам Крикова, прямая, как палка, ступала медленно и степенно. Пастора и второго клона она заметила сразу.
Чуть позже из лимузина вылез Шорох, следом за ним — второй охранник. Федяченко бродил между “Линкольном” и “Волгой”, предвкушая, как Шорох растеряется, обнаружив еще одного старика. Шорох действительно растерялся. Он приложил ладонь козырьком, с сомнением осмотрел границы пустыря и, уже завершая оборот, наткнулся взглядом на Пастора с Криковым.
Олег следил за своим дворником и ждал, когда тот потянется к поясу. Перемещение можно было и не заметить, ведь он вернулся непосредственно в точку старта, но если бы Шорох раскрыл синхронизатор и принялся нажимать на кнопки, Олег увидел бы обязательно.
К железке двойник не притрагивался, и Шорохов окончательно убедился, что гнаходится в новой редакции настоящего. Не сбежав от кфиковских телохранителей, он не попадет в барьер, не встретит там Ивана Ивановича, не отправится в год своего рождения, а оттуда — в “выпускной тест”…
Олег прислушался к памяти. Вторая версия была уже там — без путешествия к границе зоны, без Иванова в пустыне, без всего того, что он открыл для себя в последние дни. Однако эти воспоминания оставались формальными и неродными. События, как в запотевшем зеркале, скорее угадывались, чем виделись наяву. После операции с Криковой там продолжалась нормальная, честная служба. Там — за поверхностью зеркала. В магистрали, из которой он умудрился вырваться. Не на свободу, нет. В другую магистраль — ту, где он нашел оранжевый контейнер с самим собой, где валялся, уткнувшись лицом в снег, и где отбил у Службы Асю.
— Так чего… не будешь, что ли, компенсировать?… — спросил Шорохов.
— На кой ты мне нужен… — лениво ответил Пастор. — Полежи еще десять минут и отваливай.
— Полежу Вашей Криковой все равно кранты.
— Сомневаюсь…
— Кое-кто должен будет ее спасти, — ненавязчиво начал Олег. — И не спасет, наверно…
— Ты про Прелесть? Уже спасла.
— Как это?…
— Она уже все сделала. Ну, не она, допустим… Вырастили ей клона, он под снайпера и подставился. Сама-то Прелесть пропала, говорят… — Пастор коротко взглянул на Олега. — Это ведь она была изначально, Прелесть. Ну вот, чтобы не ломать логику, заменили такой же Прелестью.
— Логику… А что же раньше-то?! Одного клона — в развалины, второго — под пулю, а живого человека оставить… Ведь они это могли!
Пастор пожал плечами — в положении лежа жест получился еще более неопределенным.
— Как опер Прелесть никому не нужна, — сказал он — А как человек… Шорох, чего я тебе объясняю? Служба не занимается спасением отдельных человеков. Разве что Криковой и ей подобных… Но и они интересны исключительно как объекты. Не как люди, поверь. А если каждого спасать и каждого жалеть… Куда будем девать спасенных? Где им жить?
— Да, Службе жалко все человечество. Оптом.
Он вдруг подумал, что совсем недавно относился к этому точно так же. “Замурованные”… Он называл их “замурованными” — всех, кто не имеет отношения к Службе, кто не вырван из магистрали. Хотя у операторов тоже своя магистраль… Свой бетонный столб.
— Ты в курсе про Прелесть, — утвердительно произнес Шорохов. — Ну, про нее и про меня…
— А как бы тебе хотелось? Могу помнить, могу не помнить. У меня в голове столько всякого намешано…
— Опасно со мной такие разговоры вести. Плохо кончается.
— Не, у меня все будет в порядке.
— С чего ты взял?
— Просто посмотрел. Смотался в будущее и посмотрел, что со мной стало.
— Действительно просто… — обронил Олег. — И что там видно, в этом будущем?
— Не скажу. Секрет. — Пастор тихонько рассмеялся. — В общем, Шорох, живи и здравствуй. Только не чуди, прошу. Крикову убивать нельзя, для нее смерть — это слишком красиво. Ты же там был, когда она со своим папашей… Я бы, может, и сам ее кончил, да не хочу ей такую услугу…
— Слушай, а почему ты “Пастор”? — перебил его Олег. — Почему не “Вепрь” какой-нибудь, не “Ирод”?…
Тот отломил сухую травинку и, пригладив перед собой пыль, вывел: “Past-оr-Future”.
— Ник у меня был. Давно, еще до Службы… Длинноватый немножко. В позывном больше двух слогов не полагается.
— Осталось “прошлое, или…”, да? Без “будущего”?
— Без “будущего”, — согласился Пастор, — так короче. Вон, вон!… Сейчас самое интересное, гляди! Крикова спрашивает: “Ты счастлив, папа?…”
Он произнес это медленно, как сама вице-спикер. Шепот Пастора полностью совпал с движением ее губ.
Оба старика беспомощно мялись за широким сверкающим багажником. Крикова стояла рядом, тиская в руках револьвер. Через секунду она поднесла ствол ко лбу одного из клонов.
— Прощай, папочка, — продублировал Пастор не без удовольствия.
Именно это она и сказала — тогда, в старой редакции. И дословно повторила в новой. Похоже, Лис не ошибся, и она действительно долго репетировала. Ждала. Мечтала.
“Пусть живет, — решил Олег — Нельзя ее лишать такого наслаждения. Пусть гниет изнутри. Она достойна”.
Крикова переводила “кольт” с первого клона, в футболке и голубых джинсах, на второго, в серых брюках и клетчатой рубашке. Она пыталась разобраться, кто из них настоящий, и это тоже доставляло ей удовольствие.
— Шорох! — позвал Федяченко. Олег вздрогнул.
— Не тебя, — успокоил Пастор.
— У вас есть шанс реабилитироваться, — объявил Федяченко.
Крикова сказала что-то еще, совсем тихо, и, уткнув ствол в клетчатую рубашку, четыре раза нажала на курок. Старик секунду постоял и сложился, как тряпочный.
— Поверил? — обратилась женщина ко второму. — Ты поверил, папа? Ты думал, я не смогу?… Уважаемый Пастор! — окликнула она оператора у “Волги”. — Ну, хоть теперь-то вы проясните? Кто это был? Копия?
— Копия, — ответил тот.
— Ты наконец-то плачешь, папа… — пробормотала она. И выстрелила отцу в голову.
Федяченко вручил Пастору две пластиковые карточки, и свита Криковой начала грузиться в “Линкольн”. Перед тем как сесть, вице-спикер двумя пальцами взяла револьвер и кинула его в кусты.
“Кольт” упал так близко от Олега, что ему даже не понадобилось никуда ползти. Он подобрал с земли кривую палку и притянул оружие к себе. Телохранители направились было к кустам, но водитель коротко ударил по клаксону, и они вернулись к машине.
Вскоре “Линкольн” скрылся в узком извилистом проезде. Шорох и Пастор синхронно достали сигареты и прикурили. Потом сошлись у “Волги” и хлопнули по рукам. Пастор протянул карту, Шорох ее без колебаний принял и тут же опустил в задний карман. Если в присутствии Криковой все развивалось почти так же, как в ранней редакции, то после ее отъезда различия стали очевидны.
