Невил Шют - На берегу
Какое уж там хорошо, подумал Питер, но вслух не сказал.
— Из-за чего ты так тревожилась? — спросил он мягко.
— Люди заболевают в разное время, — сказала она. — Так я слышала. Некоторые на две недели позже других. Вдруг я свалилась бы первая, бросила тебя и Дженнифер, или первым заболел бы ты и оставил нас одних. Мне было так страшно…
Она подняла глаза, встретилась с ним взглядом и сквозь слезы улыбнулась.
— А теперь мы заболели все трое в один день. Правда, нам повезло?
В пятницу Питер Холмс поехал в Мельбурн, будто бы на поиски садовой скамейки. Он гнал свой маленький «моррис» вовсю, не следовало надолго отлучаться из дому. Он хотел поговорить с Джоном Осборном, и не откладывая; толкнулся сперва в городской гараж, но там было заперто; потом поехал в НОНПИ. Наконец он разыскал Осборна в клубе «На природе», в спальне; тот выглядел совсем больным и слабым.
— Прости, что беспокою тебя, Джон. Как ты себя чувствуешь?
— Уже заполучил, — сказал физик. — Второй день. А ты?
— Вот потому я и хотел тебя повидать, — начал Питер. — Наш доктор, видно, умер, во всяком случае, он никого не навещает. Понимаешь, Джон, мы с Мэри со вторника совсем разладились — рвота и прочее. Ей очень худо. А мне со вчерашнего дня, с четверга, становится все лучше. Я ей ничего не сказал, но чувствую себя отлично и голоден как волк. По дороге сюда заехал в кафе и позавтракал — уплел яичницу с грудинкой и все, что еще полагается, и опять хочу есть. Похоже, я выздоравливаю. Скажи, может так быть?
Физик покачал головой.
— Окончательно выздороветь нельзя. На время можешь оправиться, а потом опять заболеешь.
— На какое время?
— Пожалуй, дней на десять. Потом опять заболеешь. Не думаю, что возможно второе улучшение. Скажи, а Мэри очень плохо?
— Неважно. Я должен поскорей вернуться.
— Она лежит?
Питер покачал головой.
— Сегодня утром она ездила со мной в Фолмут покупать средство от моли.
— Средство от чего?!
— От моли. Ну, знаешь, нафталин. — Питер замялся. — Ей так захотелось. Когда я уезжал, она убирала всю нашу одежду, чтоб моль не завелась. Между приступами она еще может этим заниматься и непременно хочет все убрать. — Он опять заговорил о том, ради чего приехал: — Послушай, Джон. Я так понял, что могу прожить здоровым неделю, от силы десять дней, а потом все равно крышка, так?
— Никакой надежды, старик, — подтвердил Осборн. — Выжить никто не может. Эта штука всех выметет подчистую.
— Что ж, приятно знать правду. Незачем трепыхаться и обманывать себя. Скажи, а могу я что-нибудь для тебя сделать? Сейчас мне надо поскорей назад к Мэри.
Физик покачал головой.
— У меня почти все доделано. Надо еще управиться с одной-двумя мелочами, и тогда я, пожалуй, все закончу.
Питер помнил, что у Джона есть еще и домашние обязанности.
— Как мама?
— Умерла, — был краткий ответ. — Теперь я живу здесь.
Питер кивнул, но его уже снова захлестнули мысли о Мэри.
— Мне пора, — сказал он. — Счастливо, старик.
Джон Осборн слабо улыбнулся.
— До скорого, — ответил он.
Проводив глазами моряка, он поднялся с постели и вышел в коридор. Возвратился через полчаса, бледный, очень ослабевший, губы его кривились от отвращения к собственному грешному телу. Все, что надо сделать, он должен сделать сегодня; завтра уже не хватит сил.
Он тщательно оделся и сошел вниз. Заглянул в зимний сад; там в камине горел огонь и одиноко сидел со стаканчиком хереса Осборнов дядюшка. Он поднял глаза на племянника.
— Доброе утро, Джон. Как спалось?
— Прескверно. Я совсем расхворался, — был суховатый ответ.
Багрово-румяное лицо старика омрачилось.
— Грустно это слышать, мой мальчик, — озабоченно сказал он. — Что-то в последнее время все расхворались. Знаешь, я вынужден был пойти в кухню и сам готовил себе завтрак! Представляешь, в нашем-то клубе!
Он жил в клубе уже три дня, после смерти сестры, которая вела хозяйство в его доме в Мейседоне.
— Но Коллинз, швейцар, сегодня явился на работу, он нам приготовит что-нибудь на обед. Ты сегодня обедаешь здесь?
Джон Осборн знал, нигде он обедать не будет.
— Извините, дядя, сегодня никак не могу. Мне надо в город.
— Какая досада. Я надеялся, что ты будешь тут и поможешь нам расправиться с портвейном. Мы приканчиваем последнюю партию, там, по-моему, бутылок пятьдесят. Как раз хватит до конца.
— А как ваше самочувствие, дядя?
— Лучше некуда, мой мальчик, лучше некуда. Вчера после ужина стало немножко не по себе, но это, наверно, бургундское виновато. По-моему, бургундское плохо сочетается с другими винами. В прежние времена во Франции если уж пили бургундское, так из пинтовой кружки или какие там французские меры, и уж ничего другого не пили весь вечер. Но я пришел сюда, спокойненько выпил коньяку с содовой и с кусочком льда, и когда поднялся к себе, уже чувствовал себя совсем хорошо. Нет, я прекрасно спал всю ночь.
Любопытно, надолго ли спиртные напитки поддерживают невосприимчивость к лучевой болезни, спросил себя физик. Насколько ему известно, наука еще не занималась подобными исследованиями; вот подвернулся удобный случай, но изучить его некому.
— Остаться до обеда не могу, не взыщите, — сказал он старику. — Но, может быть, вечером увидимся.
— Ты меня застанешь здесь, мой мальчик, я буду здесь. Вчера вечером со мной ужинал. Том Фозерингтон и обещал прийти утром, но что-то его не видать. Надеюсь, он не болен.
Джон Осборн вышел из клуба и как во сне побрел по тенистым улицам. Необходимо позаботиться о «феррари», а значит, он должен дойти до гаража; после можно будет и отдохнуть. Он миновал было распахнутую дверь аптеки, помешкал немного и вошел. Аптека была пуста и заброшена, за стойкой никого. Посредине на полу раскрытый ящик, полный красных картонных коробочек, и еще куча их громоздится на стойке между таблетками от кашля и губной помадой. Осборн взял одну коробочку, сунул в карман и пошел дальше.
Дошел, отворил раздвижные двери гаража, — и вот он, «феррари», стоит посреди гаража, в точности как Джон его оставил, хоть сию минуту садись за руль и поезжай. Из Больших гонок машина вышла без единой царапинки, ни дать ни взять игрушка, вынутая из подарочной коробки. Он бесконечно дорожит этим своим сокровищем, после гонок оно ему стало еще дороже. Сейчас ему слишком худо, чтобы вести машину, и, возможно, никогда больше ему на ней не ездить, но нет, не настолько он болен, чтобы не коснуться ее, не позаботиться о ней, не потрудиться над нею. Он повесил куртку на гвоздь и принялся за работу.
