Роберт Шекли - «Если», 1992 № 04
Даже на первый взгляд, без глубокого анализа, творчество этого человека поражает настойчивыми попытками выражения некоей вполне конкретной идеи, очевидно не дающей автору покоя.
За его творчеством ощущается уверенность автора в правоте собственных позиций, основанная на точном знании.
«Позвольте! — скажет читатель, не ощутивший при чтении Толкиена «тихого взрыва» узнавания внутри себя. — Позвольте! Разве может человек знать что-либо наверняка?» Да, может, если этот человек живет в древнем русле эзотерической философии, если в основе его взгляда на мир лежит знание — уверенность в двойственности окружающего, если мир для него — сложно-составляющая разнообразнейших сил, если для него мир многослоен и подлинно иерархичен: И если к тому же этот человек получает тем или иным путем доступ в один из сопредельных нашему миров — вот тогда в его изложении и начинает звучать интонация очевидца. А именно очевидец ведет нас по дорогам Среднеземья во «Властелине Колец», по горам и долинам Благословенного Края в «Сильмариллионе», ведет, чтобы привести в «Страну Мелкина» — незаметного художника и доброго христианина, после смерти открывающего все новые и новые миры,
КОТОРЫЕ СУТЬ ТВОРЧЕСТВО.Ну вот мы и сформулировали идею или сущность информационного массива, «пеплом Клааса» стучавшего в грудь профессора Толкиена и его друзей в довоенной Англии. Это — понятие о сложности мира, о наличии в нем законов нравственного и эволюционного развития, о надстоянии над нашим миром высочайшей пирамиды иных миров, для которых больше всего подходит слово «инобытие», и о взаимодействии этих миров с нашим. О причинах установления взаимодействия разноплановых миров в случае с Кэмбриджским кружком мы еще скажем, а о способах известно достаточно из традиционной эзотерики. Среди них далеко не последнее место занимает так называемая «глубинная память», то есть способность оперировать информацией, накопленной конкретной личностью в предыдущих воплощениях; или, например, такое свойство человеческой природы — правда, крайне редко встречающееся — как способность к созерцанию панорам тех самых миров инобытия.
Мир в «Сильмариллионе» и «Властелине Колец» и узнаваем, и нет. «Узнавание» происходит на уровне глубинных ощущений, оно сродни редким состояниям, многим хорошо знакомым, при которых неожиданно возникает уверенность, что «это так и никак иначе», даже если логика, здравый смысл и опыт говорят о противоположном.
Так вот, узнаваем мир Толкиена именно за счет такой уверенности, а нет — потому что представления экзотерической, то есть всем нам хорошо знакомой науки о мире, не содержат никаких сведений (или игнорируют таковые) о подлинной предыстории человека, о его истинном происхождении, о роли высших сил в истории его становления, о преемственности человека и его наставниках там, на заре мира, и наконец, о долженствовании человека или —
О ЦЕЛИ И СМЫСЛЕ ЕГО СУЩЕСТВОВАНИЯ.При беглом знакомстве с «Космогонией по Толкиену» можно легко опознать один из самых распространенных мифологических сюжетов о восстании ангелов и их обращении в демонов после поражения. И это вполне естественно, если учесть мифологическую специализацию Толкиена-ученого. Но, во-первых, кто и когда занимался мифологией так? Толкиен начинал с реконструкции эльфийского языка, и язык этот существует, не только звуковой, но и рунический письменный, то самое Высокое Наречие, на котором говорят герои «Сильмариллионе». А во-вторых, уже в самом начале описания устройства мира возникают интересные параллели. Вот, например, фрагмент, кратко описывающий распределение сфер владений на Земле среди Сил, пришедших ее творить — имя им Валары, а еще раньше, в Довременье, звались они Айнуры.
«Валарами, Стихиями Арды, звали Эльфы Великих Духов. Люди звали их Богами. Семь владык Валаров на Арде… Манвэ предстояло стать Верховным Владыкой и правителем жизни. Его стихия — ветра и облака, все токи воздуха от верхнего покрывала Арды до неизмеримых глубин, от всесокрушающего урагана до полевого ветерка…»
А сейчас я процитирую другое произведение, но называть источник пока не стану.
«Верховных Стихиалий — семь… Царь Благословляющих Крыльев, Ваюмн, воплощенный дух воздушного океана, распространяет свое владычество от крайних пределов атмосферы до самых глубоких пропастей. Его брата, Царя Оживляющих Вод, Эа, почитали еще греки под именем Посейдона… Оба древни, как вода и воздух, и безгрешны, как они…»
Снова Толкиен: «Один из Айнуров особенно возлюбил воды. Эльфы зовут его Ульмо. Забота его — вся Арда…, ибо все моря, реки, озер а, водопады и родники подвластны ему. Эльфы говорят, что дух Ульмо течет во всех жилах Земли…»
«…Среди всех Духов Мира самую горячую любовь и самое преданное почитание дарят эльфы Варде. Для них она — Элберет. К ней обращаются их голоса…, ей поют песни на восходе звезд».
И снова другой голос: «Мати — называют ее все. Она любит всех. Ей можно и должно молиться с великим смирением».
В таком совпадении не было бы ничего странного, поскольку за ликами Валаров легко узнаются божества, составляющие пантеоны многих народов, если бы не тот факт, что второй источник, цитированный здесь, — отнюдь не из глубин веков. Это работа нашего современника и соотечественника Даниила Леонидовича Андреева — «Роза Мира». Создавались «Сильмариллион» и «Роза Мира» практически одновременно — в пятидесятых годах нашего столетия. Взаимовлияние исключено. «Сильмариллион» был опубликован после смерти Толкиена; а из Владимирской тюрьмы, где писал главы «Розы Мира» Андреев, до Англии было так же далеко, как до Туманности Андромеды. А ведь процитированные выше совпадения -
ДАЛЕКО НЕ ЕДИНСТВЕННЫЕ.Думаю, что теперь, когда названы имена, можно вполне пользоваться определениями, вводимыми Андреевым, для анализа работ Толкиена. Итак, то, что у Толкиена служит для нас «предметом узнавания», Андреев называет «метаисторией» — тем, что сквозит через канву исторических событий, определяя их истинные причины и следствия. У большинства из нас знание метаисторических фактов спрятано глубоко в памяти предыдущих поколений. У большинства, но не у всех.
Посмотрим, как описывает Толкиен ландшафты Среднеземья, например, в 14 главе «Сильмариллиона». После напрасных попыток отыскать аналоги на карте Западной Европы начинает казаться, что автор, сидя за рабочим столом, глядит в магический кристалл и с удовольствием живописует пейзажи, проплывающие перед его взором. Здесь представляется уместным вспомнить одно из «скрытых, резервных» чувств человека, которое Андреев именует «способностью к созерцанию панорам иных уровней бытия».
