Константин Фарниев - Взорванные лабиринты
— Здесь, Итри, изобретение одного гениального сумасшедшего. О чем говорили вы сегодня с хозяином?
— Хозяин приказал впустить только вас и другого.
У Чепрэ отлегло от сердца. Значит, Итри знает не все.
— Они здесь. Открывайте! Да не бойтесь!
Итри взял ключи и завозился с замком.
— Сразу не открывайте, — предупредил Чепрэ. Их нужно кончать.
Итри отодвинулся от двери.
— Нет!
— Хорошо, я сам, открывайте поскорее. Впрочем, у меня же нет пистолета. Все равно открывайте. Отведем их наверх. Здесь уж вы мне поможете.
Итри дважды повернул ключ и потянул на себя дверь. Она немного подалась, и только. Итри потянул сильнее — дверь не открывалась. Из образовавшейся щели потянуло теплом и приятным запахом хороших продуктов.
Профессор Фэтон и доктор Нейман затаили дыхание. Рано утром их перевели в бункер, и они поняли, что обстоятельства резко изменились. Несколько раз они принимались колотить в дверь ногами, тщетно требуя себе еды, но никто не отзывался. Продуктов потом они нашли сколько угодно. Склад был вместительный, и чего тут только не было — даже сигары. Здесь, в подвале, профессор вспомнил с особой отчетливостью, какие лица были вчера у компаньонов несостоявшегося акционерного общества, когда в последней беседе с ними он, Фэтон, категорически отказался от сотрудничества. Предположив, что события начали принимать для компаньонов драматический характер, Фэтон решил предпринять все возможные в их положении меры самозащиты. После долгих поисков среди ящиков с банками консервированных персиков им с Нейманом удалось найти арматурный прут. Металлическая дверь склада открывалась наружу. В центре к ней было приварено кольцо внушительной толщины. Видимо, оно предназначалось для того, чтобы тяжелую дверь поднимать краном. Сантиметр за сантиметром прут проталкивали в кольцо, придавая ему дугообразную форму. Длины прута хватило, чтобы концы его прочно уперлись в бетонные стены по обеим сторонам двери. Таким образом, открыть дверь снаружи без согласия сидевших внутри уже не представлялось возможным, если не разрезать автогеном или не подорвать. Правда, люди на вилле могли отключить электричество, затопить бункер или заполнить его газом, но профессор об этом не думал. Прежде всего, полагал он, нужно исключить возможность личных контактов с обитателями виллы, ибо в сложившейся ситуации они таили в себе реальную опасность. Друзья соорудили себе из ящиков нечто похожее на лежанки и терпеливо ждали, сами не зная чего.
Когда в двери скрежетнул ключ, профессор коснулся руки друга: молчи, мол. Кто-то изо всех сил тянул дверь на себя. Потом послышался неясный разговор. Сколько человек говорило, понять было трудно.
— Господин профессор! — услышали приятели. Откройте, к вам пришли друзья.
Фэтон приложил палец к губам. Профессор на цыпочках подошел к двери, прильнул ухом к узенькой щели между дверью и косяком. За дверью шел какой-то разговор, но невозможно было понять ни одного слова. Вдруг вдалеке раздались глухие удары, а потом послышался треск. За дверью замолчали. Дверь плотно прижалась к косяку, раздался скрежет поворачиваемого ключа, и в бункере снова наступила тишина.
Глава двадцатая
В ЛОВУШКЕ
Инспектор отодвинул от себя ворох прочитанных газет и задумчиво забарабанил пальцами по столу.
Сенсационное сообщение о поимке в столице предполагаемого главаря похитителей вновь переместило материалы о профессоре Фэтоне и о проводимом Яви расследовании на первые полосы.
Чтобы восполнить убыток, понесенный в результате забастовки журналистов, владельцы и издатели газет к трем часам дня успели уже выйти с двумя выпусками. Во втором выпуске тоже была сенсация.
Смягчение внутриполитической обстановки (правительство издало декрет о повсеместном повышении заработной платы на десять процентов и о замораживании цен) приглушило материалы, посвященные социально-политическим проблемам.
Правая пресса обрадованно подхватила тему Пришельцев и линского феномена, уделяя целые подвалы профессору Фэтону и полицейскому расследованию, стремясь убедить читателей, что именно эти вопросы на сегодняшний день являются главной национальной проблемой. «Не к лицу нам, — писали правые, — перед Пришельцами, которые, быть может, еще находятся на планете, заниматься политическими междоусобицами, демонстрировать антагонизм и классовую озлобленность. Разве не все аранцы братья и сестры друг для друга, разве у них не один язык, не одна культура и не одна цель — добиться всеобщего процветания. Разве не достойны всяческого осуждения коммунисты и их сторонники, которые сеют рознь среди аранцев, натравливая их друг на друга».
«Линский феномен» в одной из своих редакционных статей саркастически заметил: «Призывая аранцев в царство всеобщего братства, правые, по всей вероятности, полагают, что Пришельцы при возвращении на свою планету непременно завернут в чертоги господа бога и подтвердят, что если среди людей и есть ангелы, то только не среди коммунистов и их сторонников».
В глубине души инспектор ожидал, что сообщение о поимке одного из похитителей вынудит главную фигуру здесь, в Лине, удариться в бега или хотя бы проявить нервозность. Ничего подобного, однако, не произошло.
Хозяин известного Пекки, за которым вел наблюдение капитан Котр, не проявлял никаких признаков беспокойства. Он занимался своими обычными воскресными делами, вел телефонные разговоры. Не было никаких данных о том, что он собирается что-то предпринимать в ответ на события в «Амброне». Кое-что, правда, изменилось.
Местный детектив, которому было поручено наблюдать за Пекки, ухитрился упустить его, и Пекки бесследно исчез.
Трудно было судить: сделал он это по своей воле или по воле хозяина. Если он почувствовал за собой слежку, мыслил инспектор, то вполне мог в одностороннем порядке выйти из игры. Оставаться в таком случае у хозяина было небезопасно. Из помощника он превращался для него в опасного человека, от которого следовало избавиться. Поэтому Пекки, быть может, ушел и от хозяина, и от полиции.
С другой стороны, исчезновение Пекки; если оно произошло именно так, должно было насторожить хозяина. Ничего подобного не произошло. Приятель Райна вел себя очень спокойно, чего нельзя было сказать о полковнике. С утра Райн несколько раз пытался дозвониться до приятеля, и всякий раз горничная отвечала, что нет дома, хотя инспектор точно знал, что он там. Все телефонные разговоры, которые вел подопечный Котра, записывались в полиции на магнитофон.
