Ларри Нивен - Мир вне времени (Сборник)
Шульцман настроил двигатель на вертикальный подъем. Мгновение спустя его подбросило взрывной волной и швырнуло в долину.
Белые струйки дыма поднимались над местом взрыва. Шульцман провожал их взглядом, запрокинув голову, позабыв о своих страхах, амбициях, угрызениях совести…
— Эй, док.
Шульцман включил передатчик.
— Ты все-таки выжил? — почти дружелюбно спросил он.
— Не думаю. Я уже не чувствую своего тела. Послушай, док. Давай все-таки обменяемся секретами напоследок, а? Что произошло?
— Эти «башни» на самом деле — тоже фазовые деревья. Капитан издал неопределенный звук.
— У фазового дерева два жизненных цикла. Один — в форме кустарника, другой — в форме вот такой остроконечной башни. — Шульцман говорил торопливо, боясь в любой момент потерять слушателя. — Семена дерева проникают в почву и прорастают в виде кустов. Если им попадается особенно плодородный участок, они образуют мультифазовую форму. Ты здесь?
— Угу.
— В этой форме живая часть дерева представляет собой разветвленные корни и органы фотосинтеза, расположенные около основания. Таким образом, секция, в которой находится двигатель, вырастает прямо из живой части, но сама она мертва — как дупло дуба, например — кроме семечка на вершине. Когда оно созревает, ракета взлетает. Как правило, она достигает конечной скорости в пределах собственной системы. Кидд, я не вижу твоего корабля — дым мешает…
— Продолжай.
— Я хотел бы помочь.
— Слишком поздно. Продолжай.
— Я исследовал фазовые деревья в регионе протяженностью в двадцать световых лет. Бог знает, где и когда они зародились. Стручки семян могут находиться в космосе сотни тысяч лет; найдя планету, пригодную для жизни, они взрываются. Если планета обитаема, семенам приходится убивать. Если нет, то вслед за первым пришельцем появляются другие. Это бессмертие, капитан. Таким образом, одно-единственное дерево может путешествовать по свету дальше, чем все человечество; и оно намного старше. Миллиард и…
— Док. — Да?
— Двадцать три точка шесть, семьдесят точка один, шесть точка ноль. Не знаю их официального названия на карте. Повторить?
Шульцман напрочь позабыл о деревьях.
— Да, если можно. Кидд повторил.
— Ищи внимательно. Красный гигант. Планета маленькая, луны нет.
— Нашел.
— Ну и дурак. Тебя постигнет та же участь. Поэтому я тебе и рассказал. Они убьют тебя. Зачем ты так со мной, док?
— Мне не понравилось твое замечание о моей бороде. Никогда не отзывайся презрительно о бороде мирянина, Кидд.
— Не буду.
— И все же я бы хотел помочь, — Шульцман прищурился, вглядываясь в клубы дыма. — Никак не удается разглядеть корабль.
— Сейчас увидишь. Пират застонал. Шульцман увидел корабль.
Он успел вовремя отвернуться, прикрывая глаза ладонью.
МОРАЛЬНО-ЭТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ БЕЗУМИЯ
Тау Кита — маленький бледно-желтый карлик с системой, состоящей из четырех планет. Собственно говоря, все они необитаемы. Две из них — газовые гиганты. На третьей атмосфера вообще отсутствует; и только на планете, расположенной в самой глубине системы, переизбыток воздуха.
Эта планета, размерами напоминающая Венеру, обладает сходными с ней атмосферными условиями: воздух густой, горячий и коррозийно-активный. Ни один первопроходец не решился бы отметить ее на карте как пригодную для заселения.
Но роботы, к сожалению, не люди.
В течение двадцать первого и двадцать второго веков именно рэмроботы занимались исследованием неизведанных пространств. Они были, разумеется, всесторонне подготовлены и запрограммированы, однако их миссия сложностью не отличалась: они искали планету, пригодную для обитания.
К несчастью, в их программы изначально закралась ошибка, о которой конструкторы не догадывались: роботы искали всего лишь определенную точку, пригодную к обитанию согласно заложенным в них критериям оценки атмосферного состава, средней температуры, влажности воздуха и прочих данных. Найдя таковую, робот посылал данные на Землю, и ООН немедленно отсылала туда колонистов.
Единственная серьезная проблема заключалась в том, что корабли, доставляющие людей на эти вновь открытые планеты, были одноразового использования. Возможности вернуться назад не существовало.
Так был заселен Джинкс — планета Пасхального Яйца, родина квадратных мужчин и женщин (пять футов высотой и столько же в ширину), самых сильных двуногих во всей Галактике, рано умирающих от сердечной недостаточности.
Так образовалось и Плато. Атмосфера, по многим показателям схожая с условиями на Венере, действительно была непригодна для жизни — исключая разве что плоскую горную вершину на высоте сорока миль, где воздух разрежен. Здесь-то и приземлился робот.
Прошло несколько столетий…
Маленький четырехместный шаттл медленно поднимался над заснеженной вершиной горы Луккитэт. Его единственный пассажир, Дуглас Хукер, угнал этот корабль с Земли пятнадцать лет назад. Он не осмеливался вернуть его — земные законы куда суровей здешних.
Но и на Плато Хукер оставаться не мог. Впрочем, обитатели этой местности вряд ли стали бы по нему скучать. Он был душевнобольным, излечившимся не так давно. Автодок перенастроил некоторые процессы его организма, устранив биохимическую причину безумия. Последовавшие за тем два года психоанализа, гипноза, тренинга и прочих процедур значительно повлияли на его память. Сейчас Хукер внешне ничем не отличался от любого нормального гражданина.
Тем не менее, после того, что он совершил, Плато для него было закрыто навсегда.
Белоснежный ландшафт внизу по мере отдаления постепенно приобретал округлые контуры. Когда Плато исчезло из поля зрения, Хукер развернулся и взял курс на Мир Очарованных. Это решение было принято несколько месяцев назад, когда появилась слабая надежда на выздоровление. Мир Очарованных — маленькая уютная планета с пониженным уровнем гравитации. Жаль только, что она находится далековато от Земли; с научно-технической точки зрения миряне запаздывают в развитии на несколько десятков лет. Зато появление современно оснащенного корабля их наверняка обрадует.
Возможно, они схватят его и посадят в тюрьму, хотя он уже отбыл срок на Плато. По крайней мере, его не убьют, а тюремное заключение можно выдержать. Здоровье у него превосходное; хотя ему уже восемьдесят семь, он выглядит на двадцать. Что ни говори, а за последние столетия медицина была значительно усовершенствована.
(Хотя… присмотритесь повнимательней. Двадцать? Нет. Он болен. Правда, шрамов на теле не заметно — они где-то в глубине его глаз. Пройдут долгие годы, прежде чем эти рубцы, таящиеся сейчас в глубоких пещерах мозга, проявятся на поверхности).
