Сборник Сборник - Фантастика, 1964 год
Вы и семья Вашего брата должны воспользоваться результатом интеллектуальной деятельности инженера Аттербери. Действуйте!
Инженер при “ИРИ-406”.
После истории с церковной книгой я не мог выступать, как наследник Антони. Формально теперь вела процесс его жена. Она предъявила судье Катлеру копию цифровой записи изобретения “номер два” и потребовала от специалистов “Силко-Корпорэйшен” расшифровки цифр. Не сумеют разобраться в этом математическом коктейле, значит и первое изобретение принадлежит не им, а нашему Антони, человеку, сумевшему выудить из коктейля апельсиновый ломтик истины. Адвокаты фирмы скрипели зубами и грозили суровой карой за кражу ранетов, как за промышленный шпионаж. А “Силко-Корпорэйшен” искала мудреца, способного разгадать нашу головоломку. И нашла, чтоб ей подавиться селедочной костью. С монетами можно найти все, даже инженера о двух головах. Счастливчик, говорят, получил уйму денег, а мы лишились последнего шанса выиграть дело “Аттербери против “Силко-Корпорэйшен”.
Хотел бы я увидеть этого мудрого счастливчика да рассказать ему свою историю. Но где там, до него теперь небось как рукой до неба — не достать…
Я промолчал. “Счастливчик” второй час слушал Тома Аттербери. “Силко-Корпорэйшен” извлекла меня на мгновение из “синего мешка” и вновь упрятала на самое дно. Мизерной суммы вознаграждения не хватило и на полгода приличной жизни…
За окном светлело. Туман клочьями расползался в стороны, обнажая цепи Большого Моста.
В. ЩЕРБАКОВ
КРАТЕР
Не помню, пригласил ли меня Сухарев или он не успел этого сделать и я сам напросился к нему. Как бы там ни было, через полчаса после телефонного разговора мы сидели за столом в его комнате, и я вертел в руках какой-то осколок: минералогия — моя первая страсть и вторая профессия. Скажи мне тогда кто-нибудь, что скоро я назову этот молочно-белый камешек чем-то вроде чуда и даже напишу о нем рассказ — я ни за что не поверил бы.
Мне кажется, тогда я не ощущал ничего необычного. Будто бы и не пропадал Сухарев целых два года. Я словно вчера видел его и теперь зашел просто поговорить. В последнее время меня увлекает работа, я не замечаю, как бегут месяцы.
Внешне он остался прежним Володькой Сухаревым. Те, кто видел его по возвращении, могут это подтвердить. Я говорю “внешне”, потому что два года космической экспедиции не могут не изменить человека.
— Подвинь твой стакан, — то и дело говорил он.
Наполнив стакан крепким чаем, он возвращал его мне, и я задавал ему следующий вопрос.
За окнами рдел весенний вечер, бодрый и прозрачный, как капля дождя. Звонкие голоса детей изредка врывались в комнату.
Стемнело. Мы зажгли свет.
Помнится, мое внимание опять привлек осколок, лежавший на столе. Не знаю, почему я не принял его за пепельницу. Он мог бы сойти за нее.
Я спросил его:
— Это оттуда?
Он кивнул.
— Взгляни. — Он выдвинул ящик стола. — Вот отсюда. — И подал мне небольшой серый конверт.
Я вопросительно посмотрел на конверт, потом на него.
— Там, в конверте. Достань.
— Ого! Неплохой фотоснимок.
Яркое фиолетовое небо, пожалуй даже светлее, чем на популярных открытках с космическими пейзажами, контрастировало с черной равниной. У горизонта виднелись такие же темные скалы с правильными очертаниями. Кое-где различались пятна теней.
Ближе выделялся холм. Его вершина, совершенно плоская, будто срезана (не представляю, как тут обошлось без ножа). “Подгоревший пирог”, — сразу окрестил я этот холм с темно-бурыми склонами. На темном фоне угадывались небольшие светлые участки и микроскопические белые крапинки — самая мелкая деталь, которую мне удалось рассмотреть.
— Не смог бы представить ничего похожего. Мрачновато…
Я даже зажмурил глаза: интересно, как воспринимается это в натуральную величину.
— А камешек? Что-нибудь такое, о чем еще не напечатали в газетах?.. В самом деле?
— Видишь ли, у тебя в руках не совсем обычный камень… — Он замолчал, словно предоставляя мне возможность самому решить, что же это такое.
На ощупь осколок напоминал пластмассу, скорей всего полистирол.
— Необычный? Значит, что-то из ряда вон выходящее?
— Видишь ли… — он опять замялся, — это, пожалуй, неинтересно… Нет… Никакого отношения к минералогии… Скорей небольшое приключение… Ну, хорошо, хорошо… Сахар в сахарнице… Конечно, с самого начала… Я говорил, почему мы едва успели выполнить программу? В общем работали по десять-двенадцать часов. Почти каждый день. Саша по горло был занят упаковкой и сортировкой всяких корней, стеблей, кактусов… Слово “кактус” он не терпел, а именовал их по-научному, длинно и непонятно. В последние дни ему доставалось больше всех.
Как только у нас наметился просвет, мы решили ему помочь. Я и геолог. В конце дня добрались до кратера… Да, до этого самого… Н-да, пирог. Даже с начинкой. Так вот, сверились с картой, на всякий случай обстреляли местность излучением, все как полагается. Район новый, кактусов как из мешка высыпали, очень много. Маленькие, большие, оранжевые, бурые, под цвет почвы.
Пока я возился с одной неподатливой колючкой, выкапывая ее из песка и шепча про себя, какой замечательный подарок получит Саша, геолог ушел вперед. Я взмок, пока выдрал корешки, — так глубоко они сидели.
До холма было метров четыреста. Геолог уже взбирался по склону. Я видел его ноги и раздутый рюкзак. Когда я доконал кактус, склон был пуст.
Легкий голубой дымок, как облачко, висел над ним. Чем больше я старался его рассмотреть, тем призрачней он казался. “Не может быть, — окончательно решил я, когда затекшая спина немного отошла. — Там ничего нет”. Холм был совсем рядом и хорошо освещен.
Крик я услышал отчетливо. Как будто бы кричали над самым ухом.
Я не уловил интонации его голоса. Что-то стряслось. Он звал меня. Но зачем?
Я сразу же ответил, но он молчал. Я спрашивал, что произошло, — безрезультатно.
Я бежал; бежал что духу было.
Впрочем, в действительности все было как раз наоборот: сначала я помчался вперед, а уж потом попробовал соображать. В такие минуты ноги работают быстрее головы.
Быстро ли приближался ко мне холм, я не видел, потому что, когда бежишь, нужно смотреть под ноги…
Я бежал сломя голову до самого холма. У его подножия длинные корни или щупальца выросли вдруг из плотной темной почвы. Дернуло ногу, я чуть не упал. Склон был в двух шагах. Я просто споткнулся…
Я не ожидал, что карабкаться так трудно. Медленно, ползком, распластавшись — ума не приложу, как он справился с рюкзаком. С таким тяжелым рюкзаком. Скат очень крутой, посмотри сам…
