Джек Вэнс - Эмфирио
«Завтра, рано утром».
«Ваше имя?»
«Хартвиг Торн».
«Завтра утром аэромобиль будет припаркован на заднем дворе отеля. Теперь вы можете уплатить три тысячи сто стандартных валютных единиц. Залог составляет три тысячи единиц. Если машина будет возвращена без повреждений, сумма залога будет вычтена из вашего счета. Плата за аренду аэромобиля составляет сто валютных единиц в сутки».
Пару часов Гил бродил по городу. Когда наступил вечер, он сел за столик в открытом кафе и выпил эля, импортированного из Фортинона. Хальма всплывала в небо — огромный янтарный полумесяц с расплывчатыми очертаниями знакомых континентов.
За соседний столик сел мужчина, напротив него — женщина. Их силуэты чернели на фоне Хальмы. Гил оторвал взгляд от родной планеты и сосредоточился на ближайших посетителях кафе. Мужчиной был Шьют Кобол, а женщиной, без сомнения, его супруга. Они прилетели на Дамар тратить накопленные талоны, как многие другие представители привилегированной номенклатуры. Шьют Кобол покосился на Гила, заинтересованный костюмом земного фасона, и что-то прошептал на ухо жене. Та тоже заинтересовалась костюмом Гила — но не его лицом. Вскоре собесовцы погрузились в изучение меню. Мрачно усмехнувшись, Гил поднял глаза к туманному видению Хальмы.
Глава 22
Сутки на Дамаре проходили быстро. Поужинав и проведя несколько часов над картой Дамара, Гил едва успел заснуть, как забрезжило утро.
Он открыл глаза с ощущением судьбоносности наступающего дня. Давным-давно кукольник Холькервойд сказал, Гилу что ему «предначертано», что он — избранное орудие в руках судьбы. Гил медленно одевался, чувствуя внутреннее бремя. Казалось, вся жизнь его была прожита ради выполнения какого-то долга, и этот долг предстояло выполнить сегодня.
Аэромобиль ждал его на стоянке за отелем. Гил познакомился с приборами управления и убедился в том, что они практически не отличались от тех, какими он уже пользовался на Земле. Устроившись поудобнее, он закрыл прозрачный купол кабины, отрегулировал положение штурвала и зафиксировал его. Индикаторы запаса энергии показывали, что аккумуляторы полностью заряжены. Гил нажал на пусковую кнопку и потянул на себя штурвал. Машина вертикально поднялась в воздух. Гил передвинул штурвал вперед, чуть наклонив его к себе. Аэромобиль полетел вперед, постепенно набирая высоту.
«Пока что все в порядке», — подумал Гил и направил машину круче вверх, чтобы перевалить через горный хребет. Далеко на юге виднелись буровато-серые экваториальные заросли, похожие на вереницу колоссальных бесформенных кочек. Гил повернул на север.
За кормой оставались километры горной пустыни, разреженный воздух верхнего слоя атмосферы свистел, обтекая прозрачный купол. Впереди показался освещенный солнцем пик, выделявшийся высотой и небольшой шапкой льда на вершине — ориентир. Взяв курс чуть севернее этого пика, Гил вскоре увидел невдалеке Старгород — непривлекательное беспорядочное скопление продолговатых навесов и складов. Инстинктивно предпочитая оставаться незамеченным, Гил спустился как можно ниже и пролетел метрах в тридцати над юго-восточной окраиной Старгорода.
Руины пришлось искать целый час — нагромождение камней среди нагромождения камней, оставшегося после оползня на горном склоне.
Приземлившись на небольшом плоском пятачке обнаженного дождевыми потоками щебня, метрах в пятидесяти от низкой неровной стены, Гил удивился тому, что не нашел руины раньше — строение отличалось монументальными масштабами, и стены все еще держались. Выйдя из машины, он постоял около нее, прислушиваясь, но тишину нарушали только вздохи ветра, блуждавшего по осыпям. Старгород, в шестнадцати километрах, казался неразборчивой мозаикой серых и белых брусков. Ничто не двигалось, не было никаких признаков жизни.
Захватив фонарь и лучевой пистолет, Гил направился к пролому в стене, местами уже занесенной. Уровень земли за стеной был ниже — остатки бывшего рва? — а в нескольких шагах дальше параллельно тянулась еще одна массивная бетонная стена, покрытая пятнами лишайника и трещинами, осевшая, но все еще почти вертикальная. Гил подошел ближе, стараясь сдерживать волнение — здесь заседали нелюди, пославшие чудищ на Хальму. Здесь человек чувствовал себя маленьким и бессильным. И все же... Эмфирио был таким же человеком как все, его тоже одолевали сомнения и страх. Но он вступил в Катадемнон — и что же? Что случилось?
Углубленный промежуток между стенами привел Гила к порталу, засыпанному обломками строительного камня почти до самой притолоки. Взобравшись по камням, Гил попытался разглядеть что-нибудь внутри, но солнечный свет не проникал в узкий неровный проем — он увидел только черные тени.
Гил включил фонарь, протиснулся в проем и спустился по куче камней, проехавшись часть пути на спине, в сырой коридор, усыпанный какой-то рухлядью, обломками, явно пролежавшими без движения много веков. На стене висели обрывки ткани, спряденной, возможно, из волокон плавленого обсидиана и выкрашенной окисями металлов. В орнаментах, покрытых слоем грязи или угольной пыли, все еще было что-то героическое. Они напомнили Гилу о драпировках, которые он уже где-то видел — где, в каких обстоятельствах? Память ничего не подсказывала. Коридор выходил в овальный зал с провалившейся крышей; над каменным полом зияло открытое небо.
Гил остановился — он вступил в Катадемнон. Здесь Эмфирио встретился лицом к лицу с диктаторами Зигеля. Здесь царила полная тишина — даже ветер больше не свистел — но бремя прошлого стало почти осязаемым.
В конце зала чернел проем с лохмотьями древних регалий по сторонам. Здесь, наверное, нелюди подняли Эмфирио на руках и пригвоздили к перекладине — если такова, на самом деле, была его судьба.
Гил пересек овальный зал, остановился перед проемом и посмотрел наверх, на каменную перекладину. Действительно, в ней было выщербленное углубление, эродировавшее отверстие, след вбитого железного костыля. Если здесь висел Эмфирио, ноги его должны были болтаться на уровне плеч Гила, кровь его должна была струиться на камни под ногами... На камнях под перекладиной цвела пушистая серая плесень.
Гил прошел под перекладиной, повернув луч фонаря вниз, в темный проем. Пыльные ступени начала лестницы были завалены комками грязи и остатками высохшей растительности. Гил пробрался через завал, озаряя фонарем то ступени, то стены, то потолок. «А когда все увидели, что стало с человеком, осмелившимся глаголать истину, его сняли с позорища и замуровали в склепе под перекладиной на веки вечные», — звучало у него в голове. Лестница кончилась овальной камерой с тремя проходами, уходившими в темноту в разные стороны. Шероховатый каменный пол камеры покрывал непотревоженный слой многовековой пыли. Склеп? Гил пошарил фонарем по стенам и прошел вперед — туда, где, по логике вещей, должен был находиться склеп. Передний проход соединял камеру с длинным узким помещением, глухим и холодным. На полу, разбросанные под случайными углами — так, будто кто-то их передвигал и забыл поставить на место — лежали массивные продолговатые призмы плавленого стекла, покрытые толстым слоем пыли. В каждой из призм хранились органические останки — пластинки хитиновых панцирей, морщинистые полоски высохшей черной кожи... В одной призме лежал человеческий скелет: суставы его распались, кости продавились. Пустые глазницы смотрели прямо на Гила. В середине лобной кости черепа, подобно третьей глазнице, чернела дыра.
