Владимир Владко - Седой капитан
Куда подевалась привычная мягкость и приветливость Капитана в разговорах с Алесем, которые так очаровывали юношу? Эрнан Рамиро, который до сих пор, встречая парня, всегда находил для него ласковое слово, теперь будто вовсе не замечал его.
Раньше с командой «Люцифера» Седой Капитан всегда говорил сдержанно, уверенно, несколько властно, но это был голос и тон старшего товарища, которого уважали. Теперь Седой Капитан только приказывал – коротко, отрывисто, как полновластный хозяин, который даже подумать не мог, что кто‑то осмелился бы возразить или не выполнить его категорического приказа. Более того. Уже несколько раз Алесь замечал, как Седой Капитан нервно сжимал кулаки, угрожающе хмуро косматые брови, когда, по его мнению, какой‑то приказ выполняли недостаточно четко. Этого также, безусловно, не бывало раньше. Неужели его действительно сделало таким жестоким стремление к мести, которое полностью овладело им?..
Эрнан Рамиро теперь все время находился либо в своей каюте, либо в кабине управления, возле приборов. На второй день после гибели «Сан–Себастьяна» Алесь решил, как и раньше, зайти в кабину управления и спросить о чем‑то Капитана. Но только он открыл рот, как Рамиро, не поворачивая даже головы, сухо отрезал:
— Я не звал тебя, Алесь. Когда ты будешь нужен, тебя позовут. Иди.
Склонив голову, ничего не понимая, юноша вышел. Разве он чем‑то помешал Седому Капитану? Разве тот сам не позволил ему обращаться к нему в любое время?..
За эти дни произошло несколько стремительных, молниеносных поездок «Люцифера» в разные концы страны. Большей частью отправлялись ночью: видимо, Капитан не хотел подвергаться опасности встречи с коварными врагами. Но это было лишь догадкой Алеся, который, ясное дело, ничего не знал о намерениях Эрнана Рамиро и о цели этих поездок. Возможно, что‑то сказал бы Валенто Клаудо, но коренастый механик был слишком занят, чтобы разговаривать с юношей.
Только в течение последних двух суток, когда «Люцифер» стоял в пещере–базе, добравшись до нее подводным путем с моря, Валенто Клаудо раза два забегал к Алесю, и то лишь для того, чтобы весело хлопнуть его по плечу и обменяться несколькими словами. Замечал ли Валенто какие‑то изменения в Капитане, для Алеся оставалось неизвестным. Собственно, и здесь, в пещере, также шла напряженная работа, которая отнимала все время и Валенто Клаудо, и всей команды.
Алесь видел, как загружают в «Люцифер» какое‑то снаряжение, как в разных отделениях машины заменяют детали или даже целые механизмы. Как сказал мимоходом Валенто, Седой Капитан осуществлял в «Люцифере» частичные усовершенствования, но какие именно, Алесь не знал. Люди здесь только руководили работой механизмов, которые делали за них почти все. Было что‑то удивительное и иногда страшноватое для непривычного глаза, когда какой‑то сложный механизм самостоятельно производил из куска металла заказанную ему деталь, а закончив работу, ложил свежую, блестящую деталь рядом с собой, подавал сигнал свистком или лампочкой, которая загоралась на нем, словно покорно ждал дальнейших распоряжений…
Собственно, рассуждал Алесь, иначе здесь и не могло быть. Если бы Эрнан Рамиро не побеспокоился о наличии всех этих механизмов и автоматических машин, разве смог бы он справиться с ремонтом огромного «Люцифера»? Но тогда бы здесь нужны были сотни мастеров и рабочих! Только эти умные машины, автоматические станки и механизмы делали возможным быстрый ремонт того, что приходило в негодность или выходило из строя на «Люцифере». Особенно теперь, когда не прекращалась охота на автомобиль часто приходилось устранять повреждения, причиненные «Люциферу».
Время от времени юноше было неудобно, неловко, от того, что они с Мартой ничего не делают в то время, когда все вокруг напряженно работали. Но здесь ничего нельзя было поделать: к чему бы среди сложных машин и механизмов могли приложить свои неумелые руки Алесь с Мартой? Когда‑то, правда, Капитан сказал юноше, что со временем дело найдется и для него; но это было давно, еще тогда, когда Седой Капитан замечал его говорил с ним…
Теперь Алесь разговаривал только с Мартой. Все больше времени проводили они вместе. Девушка охотно рассказывала ему о своей жизни, и Алесь слушал Марту с неослабевающим интересом. Он и не заметил, с какого времени решительно все, даже мельчайшие детали из жизни девушки начали глубоко интересовать его, так же, как каждый жест, каждая улыбка казались ему дорогими и близкими, полными какого‑то важного содержания. Одно только огорчало Алеся во время таких разговоров: это то, что он не мог так же искренне и непосредственно рассказать Марте о себе. Девушка удивленно смотрела на юношу.
— Неужели ты и в самом деле ничего не помнишь о своем прошлом? Ну, попробуй, вспомни хоть что‑нибудь!
Однако непроницаемая пелена еще не спала с памяти Алеся. Только и осталось воспоминание, о поезде, который куда‑то мчался на полном ходу… грохот, черная пропасть ничего больше…
И сейчас, когда они вдвоем сидели около приемника в каюте Алеся, слушая однообразные мелодии танцевальной музыки, парень безутешно склонил голову на руки. Как трудно осознавать, что у тебя неизвестно каким образом исчезло прошлое! Если бы он только знал, как вспомнить его!..
А тут еще раздражительная музыка, которая, кажется, вся полностью состоит из воющих труб и оглушительных барабанов, хриплых возгласов какой‑то неистовой женщины и кошачьего визга пронзительных дудочек…
Вдруг Алесь вздрогнул. Что это? Что за странная смена?
В репродукторе исчезли завывания и барабанный грохот. Сквозь сухое потрескивание атмосферных разрядов откуда‑то, очень издалека, будто из какого‑то другого мира, доносились мягкие мелодичные звуки, нежный перезвон. Эти спокойные звуки несли с собой что‑то родное, до боли в сердце знакомое: они появлялись один за другим, создавая выразительную мелодию, хотя и короткую, хотя и несложную… и эта мелодия неоднократно повторялась, заставляя сердце сладко сжиматься одновременно и от тоски и от радости… Но что это? Почему в груди вдруг стало так жарко, почему у Марты взволнованное, сияющее лицо, словно и она чувствует то же самое?
Пальцы девушки замерли на ручке приемника, словно она боялась неосторожным движением спугнуть эту нежную, едва слышную мелодию, которую наигрывали далекие серебряные колокольчики. Тихо–тихо, одними губами Марта заговорила:
— Как приятно, Алексо, как нежно звучит этот сигнал, правда? Я всего раз или два в жизни слышала его у Фредо Виктуре… ведь это так далеко от нас и поймать по радио очень трудно… Алексо, ты узнаешь этот сигнал? Дядя Фредо говорил, что это отрывок из какой‑то песни, песни о Москве и о Советской стране, да, Алексо?..
