Кристофер Сташеф - Напарник чародея
И солдатские массы с размаху столкнулись с надвигающимся строем рыцарей.
Рыцари с проклятиями повернули солдат и снова погнали их на Гэллоугласов. Лица под забралами горели злорадством, глаза лошадей превратились в горящие угли, пламя вырывалось из их пастей.
— Ну, теперь моя очередь!
Между семейством и рыцарями появился Фесс, погнал галопом, потом он неожиданно вырос, стал вдвое, втрое, вдесятеро больше нормального размера, превратившись в гигантского коня с гривой и хвостом из пламени, стальные зубы которого рвали всадников, а огромные копыта подминали пешую мелочь.
— Глядите, да ведь это поука, лошадь-призрак! — Грегори прижался к Гвен, и даже Джефри с трудом сохранял спокойствие. — Что завладело нашим добрым старым Фессом?
— Так всегда, когда кто-то пытается причинить нам вред, — мрачно проворчал Род. — И на этот раз враги смогли увидеть дух Фесса.
Лошади бежали, напуганные неистовством поуки, призраки победили призраков, всадники бранились и ерзали в седлах, исчезая в удалении.
— Трусы! — бушевала Корделия. — Они так же испугались, как их лошади! Нет, больше!
Поука начала расплываться, потемнела, уменьшилась, и к ним возвращался их прежний старый Фесс. Только в пластиковых глазах сохранялся веселый блеск.
— Когда ты этому научился? — пытаясь сдержать улыбку, спросил Род.
— Я уже давно думал о возможности такого трюка, — небрежно ответил Фесс. — Мне хотелось проверить, смогу ли я производить иллюзии так же легко, как вы. С помощью псионного усилителя...
— А почему бы и нет? — воскликнул Грегори, глаза его загорелись, и он отошел от Гвен.
— А реальные люди тоже увидели бы кажущееся? — спросил Джефри. — Призраки сами по себе оптические иллюзии и, конечно, принимают другие иллюзии за реальность. Люди из плоти и крови могут не подчиниться обману зрения.
— Но сейчас и здесь мы сражаемся именно с призраками, — напомнила Гвен, — и изобретение Фесса оказалось против них очень действенным.
Магнус скривил губы.
— Мы и сами без труда разогнали бы эту банду.
— Я с твоим отцом тоже справляемся без труда, но всякий раз, как мы разрываем графа на части, он каждый раз собирается воедино и является снова. Нам нужно не убить его, а изгнать.
— А чем это поможет Соле?
— Ничем, — сказала Гвен. — Но это заденет его гордость.
— Конечно, — Род с улыбкой поднял голову. — Он всего лишь эго-плазма, иначе не был бы так уязвим.
К этому времени граф собрал своих приспешников, отогнав их лошадей.
— Убейте их! — закричал он надсадно, указывая на Гэллоугласов.
Призраки повернули назад и начали приближаться с издевательскими смешками и невнятным бормотаньем.
— Покажи мне, как он выглядел на смертном одре, — попросил Род.
Магнус нахмурился, сосредоточился, и вот граф, скачущий во главе своих приближенных, принялся стареть на глазах. Волосы на лбу отступили на затылок, живот вырос да и все тело начало раздуваться. Щеки обвисли, на коже появились темные пятна.
Приближенные зашептались, показывая пальцами на своего предводителя. Кто-то захихикал.
Граф остановился, его похотливая усмешка сменилась волчьим оскалом. Повернувшись, он непонимающе глянул на приближенных, увидел, что они показывают на него пальцами, потом снова посмотрел на Гэллоугласов. Лицо его заплыло жиром, щеки еще больше обвисли и улеглись на плечи.
— Так он выглядел в конце жизни? — спросила Гвен.
Магнус кивнул.
— Так говорят камни.
— Напомни, сын, чем он был болен? — спросил Род.
Магнус улыбнулся.
Граф сделал шаг и взвыл от боли.
— Сволочная подагра!
— Ты больше не молод, — напомнила ему Гвен. — Теперь ты старый болван!
Но злоба в глазах графа отнюдь не была глупой.
— Разве ты ничего не говорил о желтухе? — спросил Род.
Магнус кивнул, и кожа его светлости приобрела желтоватый оттенок.
— Вызови Солу! — приказал Род. На лбу Магнуса выступил пот. Из стены медленно выступила плачущая девушка-призрак.
— Зачем ты вызвал меня?
Граф смотрел на свою жертву в непритворном ужасе, опираясь на одну ногу и поглаживая другую.
— Посмотри внимательно на своего мучителя! — воскликнула Гвен. — Вот что сделала с ним старость!
Сола повернулась, плач ее стих. Глаза ее расширились, губы разошлись. И она засмеялась.
— Прекрати! — в тревоге закричал граф. Сола засмеялась громче.
— Пора! — приказал Род Магнусу. — Организуй-ка падение навзничь!
Нога, на которой держался граф, подвернулась, и он с воплем опрокинулся на спину.
Сола взвыла от хохота.
Приближенные же графа смотрели, оцепенев.
Граф пытался встать, но был слишком тяжел. Он ревел в гневе, пробовал перевернуться, но ему пришлось несколько раз пинаться и отталкиваться, прежде чем он сумел набрать достаточно инерции. В этот момент он напоминал жука-навозника, дрыгающего лапками в воздухе.
Кто-то из придворных фыркнул.
— Я... я... отомщу! Я жутко покараю, — задыхаясь пообещал граф, с трудом вставая на ноги. Зрелище согбенной спины и жирного зада вызвало у двора пароксизм открытого смеха. Осмеянный сперва стушевался, сник, но потом выпрямился и повернулся, положив руку на рукоять меча. — Молчать, олухи!
— Меч, — прошептал Род.
Магнус кивнул.
Граф потянул за рукоять.
Ничего у него из этого не вышло.
Потянул снова, нахмурился и изумленно уставился на ножны. Клинок не поддавался. Граф напрягся и сильно рванул меч из ножен. Лезвие сверкнуло, описало в воздухе круг, потянув его за собой, и прирожденный комик снова упал, запнувшись за свою ногу.
Придворные просто заливались хохотом.
Побледнев, граф снова попытался подняться, повернувшись к Соле обвислым задом. Она громко хохотала.
— Я не должна...
— Сделай это! — подбодрила ее Гвен. — Ты должна ему гораздо больше!
Глаза Солы сверкнули.
Граф с трудом встал на четвереньки.
Сола шагнула вперед, взмахнула своей изящной ножкой и...
Граф снова растянулся на полу, как большая жирная жаба, и весь просторный зал задрожал от хохота.
— Муж мой, я понимаю, что смеяться над бедой ближнего низко, но, во-первых, граф заслужил это наказание смехом, — наклонилась к супругу Гвен, пытаясь сдержать смех.
— Во-вторых, он нам совсем не ближний, — Род повернулся к Магнусу и намекнул. — Разве на этих пирах не присутствуют своры собак?
Собаки тут же появились, выскочив с хриплым лаем из-под столов. Они принюхивались к графу и с отвращением отворачивались. Одна вцепилась ему в штаны и тут же отскочила, кашляя. Остальные повернулись к поверженному хозяину задом и принялись загребать лапами грязь с пола и засыпать ею графа. Тот взревел, конечно, но его больше никто не слышал.
