Ирина Дедюхова - Позови меня трижды…
Раису Терех видел раньше от силы раза два. Поэтому теперь, глядя на худую, рано постаревшую женщину, с готовностью хватавшуюся за любую работу, которая иной раз была по плечу разве что матерому мужику, он никак не мог понять, что же такое сделала жизнь со смешливой легкомысленной блондинкой? Он откровенно жалел Раису, поэтому она, относившаяся к Тереху по старой памяти с опаской, неожиданно для себя стала частым гостем в его каморке. Правда, ссорились и ругались они частенько, но, полаявшись с утра, они неизменно обедали вместе. Терех при этом всегда проявлял присущую ему широту натуры: даже после взаимного мата он первый приглашал сварливую Райку пить чай.
Честно говоря, Рая была «ракушкой». Так звали девушек, которых некоторое время назад выпускало городское училище речного флота в качестве радисток. На это отделение поступали только самые романтические деревенские девки. Ни одна городская девушка не одела бы на себя безобразный черный бушлат и толстую тельняшку до колен. Летом они выезжали на судовую практику чуть ли не до Астрахани. А зимой, при вынужденной непривычной городской праздности и склонности к этой самой романтике, ракушки быстро спивались, поэтому их общежитие имело самую дурную славу в городе.
Кузьма и Бобка повадились лазить в окна их общежития еще с девятого класса. Родители у них были среднего достатка, поэтому у мальцов всегда имелась денежка на бутылку сладкого портвейна. Бобика женили на Райке-ракушке, после визита к его родителям пожилого начальника училища во флотской форме с начищенными до зеркального блеска пуговицами. Перед скорой свадьбой жениха солдатским ремнем отлупил отец, поэтому на своей свадьбе Боб только танцевал с располневшей в талии Раисой, сидеть ему было не на чем.
Но это было когда-то очень давно. А нынче Райка вызывала у Тереха только глубокое уважение. Хлипкая на вид, она могла запросто на пару с мужиком разгрузить КАМАЗ перед ночными сменами в киосках. Она на память знала всю номенклатуру товара, в любой момент могла отследить малейшее его продвижение. Рая обладала деревенской практичностью и врожденным прагматизмом. Даже не зная такого слова, как маркетинг, она на тетрадке в косую линейку из каких-то глубоких внутренних умозаключений составила Тереху заявку для всех точек на месяц вперед. Более того, она прошлась по соседям и доказала им, что пользоваться их базой им выгоднее. А как аккуратно она заделала все русты на потолке его каморки! Теперь известка уже не сыпалась ему за шиворот.
Нет, Райку было за что уважать. Хотя бы за то, что она нисколько не мешала дружбе Кузьки и Бобки, подобно другим женам, усиленно разбивавшим после свадьбы холостяцкий мужской кружок супруга. А ведь это было достаточно накладно для семейного бюджета. Бобыль Кузька и теперь по неделям пропадал у них в нынешней халупе на окраине. Он даже свою раскладушку у них имел. Нет, выдержать Кузьму, по мнению Тереха, могла только золотая баба.
МАРЬЯЖНЫЙ ИНТЕРЕС
— Терех! Впусти!
— Ты чего?
— Я переночую у тебя.
— Называется: "Вернулся муж из командировки"…
— Ты знал?
— Знал, конечно. Ты лучше спроси, кто не знал.
— Ты почему молчал, сука?
— А я в такие дела не суюсь. Я ему морду два раза бил. Я виноват, что не помогло?
— Ну, и как я тебе, с рогами?
— Да ни чо, нормально. Не надо, Валер, не пей! Завтра день тяжелый. Все образуется у вас, у тебя сын растет. С кем не бывает? Ты сам-то в гостинице в простое был, что ли?
— Да не помню я там ничего, я пьяный был очень.
— Вот ты завтра жену спроси, она тоже ничего не вспомнит.
— На кого бы не подумал никогда, так это на Наину. На Таньку твою разбитную, шуструю сто раз думал, а про Наину — никак не мог!
— Вот у Таньки-то как раз дальше разговоров никогда не шло. А Наину, извини, понять можно. У тебя сколько баб было за последние два месяца? Ты полагаешь, ей народ, по доброте душевной, не сообщал о твоих залетах? Ты наивный, в корягу, хлопец! И про Лорку из нашей старой группы она знала, у нас ведь душевный народ. Сам после с женой разберешься, без меня.
— А ты что не женишься, Терех?
— Я очень часто езжу в командировки, Валера, особенно в последнее время. Да и твоя семейная жизнь наводит на грустные размышления. Ладно, кончай базар, ложись.
* * *Валерий проснулся утром еще до сигнала будильника. Он огляделся в квартире Тереха. Ни за что бы он не подумал, что Терех может здесь жить. Нет, так-то все было в норме, просто из каждого угла лез какой-то старушечий уют: старый комод, на нем — зеркальный трельяж, сервант с резной горкой, шкаф с зеркальной дверцей. И всюду разные салфеточки, вывязанные крючком, которыми торговали бомжирующие старухи на остановках. Даже его неизменные аквариумы были прикрыты такими салфетками! Это была роскошь начала шестидесятых. У них в доме такое было тогда только у Катькиных родителей. Точно! Терех даже над кроватью не нормальный ковер повесил, а детский коврик, как у Катьки над кроваткой! Поверх него еще и картинка какая-то висела… Ага! "Девятый вал" живописца Айвазовского.
Здоровый мужик, мог бы себе итальянскую белую спальню изобразить, да мало ли чего мог себе позволить теперь Терех! Он еще бы половички настелил! Но, конечно, на полу у него лежал огромный пушистый ковер во вкусе Валентины Петровны. Если бы отец у Тереха так не пил, то, может, и у них бы такие ковры были. Но, сколько не помнил Валерий, Терех и Танька жили скудно, домой к себе звали редко. Да там и смотреть было не на что кроме голых стен с облезлыми обоями и аквариумов. Раньше Валера считал, что Терех держит рыб только из-за денег, которые он зарабатывал продажей мальков. Но, где бы не селился Терех, а он за последние два года въезжал в третью квартиру, он всегда первым делом тащил свои аквариумы.
А у Катьки они собирались частенько. К ней рвались все. У нее, по крайней мере, всегда был хлеб с вареньем. Но Валерий даже не мог предположить, что тихий уют, ревностно создаваемый Валентиной Петровной, так травмирует психику Тереха. Блин, у трельяжа на салфетке стояли слоники разных размеров и две маленькие шкатулки-пудреницы. Картина Тереховского мещанства была бы не полной без памятных фоток. В зеркало шкафа у него была воткнута одна такая. Валет встал с дивана и, подтянув хлопчатобумажные трусы, подошел к зеркалу. На фотографии стояла улыбающаяся Катька в шляпе с молодым красивым парнем под ручку. На фото размашистым Катькиным подчерком было написано: "Милому Саше на добрую память!". Валет посмотрел в зеркало на свою злую, помятую со сна физиономию и с трудом вспомнил, что вообще-то Тереха зовут Александром.
