Кирилл Бенедиктов - Миллиардер. Книга 3. Конец игры
— Что со мной? — спросила она, пытаясь сесть на диване. — Борис, кто этот человек?
— Врач, от Михаила Борисовича, — торопливо объяснил гауляйтер. — Вы воду выпили, а там снотворное было — видно, Гумилев подмешал. Ну, я врача и вызвал…
Катарина оттолкнула его руку и села.
— Сколько сейчас времени? Как долго я спала?
— Сейчас половина четвертого утра. Вы спали… ну, часа три.
— Шайзе, — выругалась девушка по-немецки. — Он опережает нас на пять часов! Где моя сумочка?
Но, бросив взгляд на экран коммуникатора, Катарина слегка расслабилась.
— Он все еще в Староконюшенном. Черт его знает, что он там делает, но от нас, по крайней мере, он не уйдет.
Юлий Соломонович Бонзо еще долго следил за рябью, пробегающей по поверхности линзы. Рябь напоминала круги, образующиеся на воде, если бросить туда камень. Она постепенно затухала — словно мерцающее сияние залечивало раны, нанесенные ему людьми. Бонзо уже давно относился к линзе как к живому существу и был уверен, что каждый раз, когда кто-нибудь проходит сквозь нее, она — точнее, удивительная материя, из которой она была сделана, — испытывает боль. Может быть, именно поэтому он сам уже давно не пользовался линзой, хотя когда-то путешествовал с ее помощью по миру, как самый заправский Странник. Но Странники считали линзы просто чрезвычайно хитрым механизмом, артефактом той эпохи, когда развитая технология, по выражению Кларка, ничем не отличалась от магии. А для Юлия Соломоновича они были иной формой жизни — странной, непонятной, но способной переживать эмоции. Иногда ему даже казалось, что он может улавливать исходящие от линзы сигналы.
Сейчас ему почудилось, что линзы предупреждают его о какой-то смутной угрозе. Бонзо забеспокоился — несколько раз из линзы действительно появлялись неприятные и даже опасные личности. Лучше всего было поскорее вернуться наверх, закрыв предварительно дверь в подземелье на крепкий засов. Юлий Соломонович быстро собрал вещи, оставленные Иваном и его спутником (которого Бонзо не узнал, потому что не смотрел телевизор и почти не читал газет), поцокал языком, разглядывая шикарные ботинки из кожи буйвола, принадлежавшие Гумилеву, и, не задерживаясь больше в древнем подземном тайнике, поднялся по лестнице к себе в квартиру. Подъем дался ему с трудом — все-таки годы брали свое, несмотря на ежедневный моцион по улицам и переулкам старой Москвы. Добравшись наконец до верхней лестничной площадки и открыв потайную дверцу, замаскированную книжным шкафом, Бонзо так запыхался и устал, что не стал даже раздеваться — повалился как куль на козетку, принадлежавшую некогда князю Куракину, и, сказав себе, что отдохнет всего лишь пять минут, внезапно уснул крепким здоровым сном выполнившего свой долг человека. Ботинки из буйволовой кожи, в каблук одного из которых был вмонтирован миниатюрный GPS-передатчик, остались стоять рядом с книжным шкафом.
Когда Юлий Соломонович проснулся, за окнами еле тускнел унылый ноябрьский рассвет. В его сером свете антиквар увидел, что в кресле напротив него сидит молодая светловолосая женщина в отороченной мехом курточке.
— Где Гумилев? — спросила она без всяких предисловий. — Отвечай, быстро!
Ошеломленный Бонзо захлопал глазами.
— В библиотеке, на третьей полке, — пробормотал он. — Но кто вы и что вы здесь делаете?
«Это, вероятно, кто-то из Странников, — подумал антиквар. — Неужели я забыл запереть дверь в подземелье?»
— Что ты несешь, Jude? — женщина брезгливо скривила рот. — В какой библиотеке? Я спрашиваю тебя — где Гумилев?
— Николай Степанович или Лев Николаевич? — Бонзо по-прежнему ничего не понимал. — И почему вы обращаетесь ко мне на «ты»?
Женщина потеряла терпение. Она протянула руку, взяла с пола ботинок и швырнула его в лицо Юлию Соломоновичу.
— Человек, который носил вот это! Где он?
«Я пропал, — сказал себе Бонзо. — Это те самые люди, о которых предупреждал меня генерал… Но как им удалось меня отыскать? Очевидно, они следили за Ваней. Ой-ой, что же теперь будет?»
— Я не знаю, о чем вы говорите, — ответил он, стараясь, чтобы голос его не слишком дрожал. — И вообще, по какому праву вы вломились в мой дом? Имейте в виду, моя квартира на сигнализации! Я нажму кнопку, и через минуту здесь будет охрана с пистолетами!
— Заткнись, — велела женщина. — Отвечай на мои вопросы быстро и правдиво, и останешься жив. Будешь упрямиться — умрешь мучительной смертью. Боря!
В комнату вразвалку вошел огромный мужик со сломанными ушами — такие бывают у профессиональных борцов. Он приблизился к кушетке и навис над Юлием Соломоновичем.
— Будешь говорить, гнида? — рявкнул он и ударил антиквара по лицу раскрытой ладонью. Бонзо почувствовал на губах вкус крови, и древнее еврейское упрямство проснулось в нем.
— Вы ничего не добьетесь, — сказал он, тяжело дыша. — Я вам ничего не скажу, проклятые антисемиты, фашисты…
Женщина коротко расхохоталась.
— Ты не знаешь, кто такие фашисты, бедный старый Jude. Мой дедушка сжигал таких, как ты, тысячами. Через полчаса ты будешь молить меня о легкой смерти, но не получишь ее. Тебе лучше рассказать мне все и избавить себя от страданий. Ну, давай, старик!
— Киш ми ин тухес, — проговорил Бонзо, шмыгая разбитым носом. — Крашеная стерва…
— Вот тут ты ошибаешься, старик, — непрошеная гостья провела рукой по своим волосам. — Это мой естественный цвет. Боря, сломай ему руку.
Катарина фон Белов оказалась права. Спустя полчаса окровавленный, лишившийся зубов и ногтей Бонзо рассказал им все.
Глава 19. Errare humanum est
Остров Пасхи, 5 ноября 2011
Путешествовать с помощью загадочной линзы оказалось куда более утомительным занятием, чем предполагал Гумилев. Серебристое мерцание приводило их то в раскаленные пески пустыни, то на пронизанное ледяным ветром плоскогорье, то в непролазную чащу, где воздух был таким душным и влажным, что Андрей мгновенно вспотел. В некоторых местах линзы, как и предупреждал Иванов, висели на приличной высоте над землей — и, чтобы вернуться, приходилось сооружать насыпи из подручных материалов, что отнимало время и силы. Прошло несколько часов, прежде чем они увидели возвышавшуюся вдали одинокую розовую гору, позолоченную лучами рассветного солнца.
— Айерс-Рок, — уверенно сказал Иванов. — Мы сейчас в самом сердце Австралии. Это одно из тех мест, что указано на схеме.
— Всю жизнь мечтал побывать в Австралии, — пробурчал Гумилев.
Он огляделся, зачем-то посмотрел вверх. Местность вокруг казалась абсолютно безлюдной — унылая равнина, на которой там и тут были разбросаны огромные валуны, заросли низкого кустарника. Начинающее светлеть небо было перечеркнуто белым клином перелетных птиц.
