Марина Дяченко - Мигрант, или Brevi Finietur
«Ваши аргументы относительно Вайри-Даба».
— Нет аргументов.
«Окончательное волеизъявление».
— Помиловать обоих.
«Подтвердите волеизъявление».
— Помиловать обоих.
«Принято. Спасибо».
Экран, вернее, то, что от него осталось, померк.
На станции монорельса не было ни души. Крокодил с трудом встал; уровень воды в чаше постепенно поднимался — она заполнялась изнутри, из невидимых источников. В воде отражались небо и облака; тяжелые ветки склонялись над зарослями кустов, покрытых ягодами, и на кромке рельса сидели в ряд цветные насекомые с прозрачными крыльями.
В тот момент его единственной светлой мыслью было, что он, как полноправный гражданин, имеет право умереть в любое время, не объясняя причин.
Он подошел к камню, под которым прятался коммуникатор, и готов был запросить информацию о легальном самоубийстве, или эвтаназии, или как тут у них это называется. Он уже открыл рот, но информационная система его опередила.
— Андрей Строганов?
— Да, — он еле разлепил губы.
— Вас вызывает Айри-Кай, он же Махайрод.
Крокодил снова сел на траву.
Стебель лег к нему в руку. Открылся цветок, разворачивая экран. Изображения не было.
— Поздравляю, — сказал отстраненный голос Аиры.
— С чем?
— Теперь ты знаешь, что такое быть полноправным гражданином Раа.
— А пошел ты…
Крокодил выдал ругательство, которое, даже учитывая новый родной язык, показалось ему почти невозможным.
— Андрей?
Экран осветился. Крокодил увидел часть лица собеседника — щеку, уголок рта и мутноватый сиреневый глаз. Аира стоял слишком близко к камере — то ли случайно, то ли не хотел, чтобы Крокодил увидел что-то у него за спиной.
— Ты это сказал или мне послышалось?
— Ты принял у него Пробу, — хрипло сказал Крокодил. — А он почти сразу вляпался. Ты виноват.
— В чем?
— Это ты признал его гражданином!
— Гражданин — не тот, кто никогда не совершит преступления, а тот, кто сознательно примет ответственность за него.
— И теперь мальчишку… что, введут в «пожизненную кому»?! — Крокодил орал. — Как это будет, как? Что, соберутся врачи, посмотрят друг другу в глаза, посмотрят на Полос-Нада…
— Мальчишку уже тридцать секунд как помиловали, — сказал Аира. — Ты не следишь за процессами, Андрей.
Кажется, снова пошел дождь. По широким, наклоненным к земле листьям стекали первые капли.
— Как же его помиловали? — пролепетал Крокодил.
— Большинством ответственных голосов.
— Так быстро?
— Процесс Полос-Нада идет пятые сутки. Твой голос учли в последний момент.
— Мой голос… один к миллиарду…
— Как видишь, многие из несущих ответственность разделяют твою точку зрения.
Крокодил помолчал, слушая шелест дождя.
— Откуда ты знаешь, что я…
— Это открытая информация, более того, это информация, которая создает тебе имя. Статус. Как ты голосуешь и как аргументируешь.
Крокодил сжал зубами костяшку указательного пальца. Аира пошевелился на экране — повернулся другой половиной лица:
— Твой индекс ответственности здорово пострадает. Аргументы — ни в дверь, ни в ворота, решение эмоциональное, истеричное. Плохой из тебя судья.
— Я не судья.
— Зависимым быть проще, я предупреждал.
— Поджигателя тоже помилуют?
— Идет процесс. Судя по динамике, его изгонят.
— Ты работаешь там у себя на орбите — или следишь за… процессами?
— Я не на орбите.
Аира сделал шаг назад. Крокодил наконец-то увидел его лицо полностью и увидел деревянные стены и каменный фонтан у него за плечом. Фонтан показался знакомым. Еще через секунду сделалось ясно, что Аира говорит из дома Шаны.
— Вот как, — сказал Крокодил.
— Да, — Аира кивнул. — О чем ты хотел со мной говорить?
— О Тимор-Алке.
Аира приподнял уголки губ:
— Подъезжай, если хочешь. Я еще какое-то время здесь пробуду.
* * *На траве лежали вечерние солнечные полосы, и тень идущего человека сочеталась с тенями стволов, вливаясь в общий рисунок. Увидев дом среди белой рощи, Крокодил испытал короткое чувство возвращения.
Уже очень давно он никуда не возвращался.
В комнате с фонтаном только что закончился разговор. Казалось, призраки сказанных слов до сих пор висят в воздухе и давят на барабанные перепонки.
Шана сидела в углу, скрестив ноги. Напротив восседал Аира. Тимор-Алк стоял, и видно было, что он еле сдерживает себя, чтобы не начать расхаживать взад-вперед.
Аира был спокоен и расслаблен, как в шезлонге; при появлении Крокодила едва повернул голову:
— А вот и Андрей, впервые хлебнувший ответственности за чужую жизнь…
— У меня есть опыт ответственности, — сказал Крокодил, уязвленный. — У меня были жена, сын…
И замолчал.
— Мы погуляем, — Аира встал, не касаясь руками пола, будто его дернули за нитку на макушке. — Недолго, потому что время дорого. Идем, Андрей.
Снаружи косые тени сделались еще длиннее, свет лежал, как желтый воск, — штабелями. Хлопали крылья, среди тени и света носились птицы, и временами сверху опускались, вертясь, потерянные кем-то перья.
Крокодил едва дождался, пока дом Шаны скроется за деревьями:
— Ты хочешь угробить мальчишку? Тимор-Алка? Ребенка, который ни разу с женщиной не целовался?! У которого болевой порог… все равно что без кожи?!
— Какой замечательный лес, — Аира посмотрел вверх. — И, главное, ничего не изменилось со времени моего детства…
— Ты за этим ездил на остров? Тебе нужен был этот мальчишка? Скажи, распоряжаться чужими жизнями — сладко?
— Здесь мы играли с Альбой, — Аира махнул рукой, будто предлагая Крокодилу полюбоваться, — и, среди прочего, я учил ее регенерировать… Не бойся, я не собираюсь предаваться воспоминаниям и тем более посвящать тебя в подробности моей жизни.
И он пошел дальше. Крокодил постоял несколько секунд, потом догнал его.
— Твой индекс упал меньше, чем я думал, — сказал Аира на ходу. — Удачный расклад.
— А ты сам высказался по делу Полос-Нада?
— Конечно.
— За изгнание?
— За помилование.
— Гляди-ка… Значит, твой индекс тоже упал?
— Мой? Нет. Потому что я проанализировал, что произошло и почему, и аргументировал решение. Полос-Над любит внешние эффекты. Взломал Сеть, желая быть профессионально состоятельным, желая светить звездой. Из гордыни — думал, что не поймают. Парень получил урок взрослой жизни — представляю, о чем он думал, когда просил заменить изгнание введением в кому.
— И почему, ты считаешь, его нужно помиловать? — мрачно спросил Крокодил.
