Волчья натура. Зверь в каждом из нас - Васильев Владимир Николаевич

Кстати, волчица и сама отдаленно напоминала нюфку, только была гораздо стройнее и изящнее.

Вообще среди волков преобладала неопределенная овчароподобная морфема без ярко выраженных линейных черт. И среди мужчин, и среди женщин, которых в группе было около трети. По наблюдениям Сулима, женщины почти всегда играли роль спецов при какой-нибудь аппаратуре, мужчины же были большей частью солдатами-боевиками. Чуть ли не единственное исключение из этого правила — Ядвига, и касательно морфемы, и касательно специализации. Она явно состояла в элитной группе боевиков, в волчьем спецназе.

Вся десятка, сопровождавшая Расмуса к «Чирс», состояла именно из волков этой группы.

Поведение нюфа не то чтобы смутило Сулима — в полости плотины наблюдения почти ничего не дали. Нюф первое время отлеживался, а потом просто либо спал, либо валялся на выделенном спальнике с совершенно безучастным видом. С ним почти не разговаривали, исключая момент, когда нюф пришел в сознание. Если он не пленник, то кто? Волк? Но нет, чувствуется, что в этой компании он — чужак. Возможно, он был завербован некоторое время назад? Или — такое ведь тоже не исключено — завербован буквально только что? Но какую он способен принести пользу волкам? По пунктам: во-первых, он легко может внедриться в разведывательные структуры России и тем самым получить представление о планах стран-союзниц в операции против волков. Во-вторых, он может стать просто экспертом, экспертом-аналитиком, последовательно разгадывающим ходы все тех же стран-союзниц. На месте волков, на месте Расмуса Сулим непременно предпринял бы попытку завербовать или перевербовать — неизвестно какое слово точнее — Арчибальда Рене де Шертарини. Что, судя по всему, и произошло. Именно отсюда это отношение волков: уже не пленник, но еще и не свой. Правда, оставался крошечный шанс, что нюф никакой не де Шертарини, а просто сибирский пограничник. Но и в этом случае как консультант он мог принести определенную пользу, и опять же перетягивание его на свою сторону выглядело вполне оправданным шагом.

Сулим, прикрыв глаза, перебирал варианты, вертел проблему и так, и эдак и соображал, в какой форме изложить свои выводы шефу.

Модуль тем временем приготовили к старту. Сулим почувствовал едва ощутимую вибрацию, а чуть ранее в кабине почти незаметно мигнуло освещение.

— Тигра! Стартуй! — скомандовал волк, задраивший люк. А возможно, просто проверявший герметичность перепонки.

— Атас, смертнички! — Пилот-женщина говорила весело и даже слегка развязно. — Выдохнули!

К легким перегрузкам Сулим тоже успел приспособиться. Главное, удобно сесть, расслабиться и не шевелиться.

Модуль дрогнул, маневрируя. Потом перегрузки исчезли.

Сулим знал, что лететь им около часа. Чуть больше. Время для старта, разумеется, выбрали такое, когда волчий спутник висел над достаточно близким к Туркмении местом. Иначе пришлось бы облетать земной шар, а это даже при скоростях неземной техники занимает много времени.

Жаль, что в спускаемом модуле иллюминаторы отсутствовали как класс. На полет в околоземном пространстве Сулим с удовольствием полюбовался бы, потому что прекрасно понимал: вряд ли ему в ближайшем будущем предоставится подобная возможность.

«И все же, — подумал он с неясным чувством сродни сожалению или досаде, — я побывал в космосе. Кто еще из землян может этим похвалиться? Я, Варга, Родион да этот угрюмый перевербованный нюф».

О волках, которые побывали и вовсе не за самым порогом собственной родины, а в невообразимо далеких звездных системах, Сулим уже не думал как о землянах. Впрочем, почему «уже»? Он никогда о них так не думал.

Это волки. Другой вид… хоть и различий между ними и людьми очень и очень мало. Дело даже не в геноме. Волки иначе мыслят. Новый вид — это в первую очередь иное мышление. Неужели, побывав среди звезд, волки не научились мыслить иначе? Не может такого быть.

Сулим пытался смоделировать мышление, к примеру, Расмуса или его помощников. С одной стороны, они рассуждают и поступают очень логично и здраво. С другой стороны, в редких беседах иногда принимаются хохотать в самый неожиданный момент или внезапно делают из ничего не значащего слова просто убойный и непредсказуемый вывод. Это, конечно, может оказаться всего лишь следствием гораздо более высокого уровня знаний или данью прежнему окружению волков, данью их космической жизни. Но ведь ранее и у Сулима окружение по отношению к волкам было чужое, однако Сулим не мог избавиться от впечатления, будто волки видят его насквозь, будто им ведом каждый его шаг и каждый мотив всякого поступка. Попытка Варги скрыть их с Сулимом информированность относительно агента России представлялась Сулиму рискованной и авантюрной.

Но ведь жизнь шефа разведотдела такой организации, как «Чирс», не может обойтись без риска, верно? Риск давно стал профессией Сулима. Поэтому даже осознавая возможные последствия, Сулим оставался спокойным и уравновешенным. Даже находясь в космосе — там, куда люди самостоятельно выйти пока еще не успели.

Большая часть перелета ничем не отличалась от путешествия в обычном земном лайнере любой из авиакомпаний. Только в кабине модуля было темнее, чем в салоне лайнера, и сидеть приходилось спиной к бортам. Ну и, конечно, никаких стюардесс.

Сулим украдкой наблюдал за нюфом, но тот, поболтав некоторое время с соседкой, вскоре задремал.

Ненадолго окунулся в чуткое беспамятство и Сулим; он очнулся, когда модуль принялся плясать в воздушных потоках, будто бумажный кораблик на легкой волне. Впрочем, это напоминало скорее не авиаболтанку, столь обычную для малых летательных селектоидов, а упругую вибрацию на длинной и тутой нити, проходящей сквозь модуль.

Болтанка прекратилась столь же внезапно, как и началась. Сулим ощутил еще несколько поворотов, снижений и ускорений по горизонтали, потом мягкий сброс скорости, быстрое, с холодком в груди, снижение и ювелирное касание грунта.

Финиш.

— Финиш! — объявила пилот все также весело. Похоже, ей нравилось управлять этой верткой и послушной штуковиной.

Сулим вдруг подумал, что управление мертвыми механическими аппаратами целиком, от первой до последней секунды, лежит на пилоте. Это ведь не созданный для полета селектоид, который не умеет ничего, только взлетать, лететь и садиться, но уж это умеет так, как никто, кроме разве что птиц. Пилот может задремать, отвлечься, заболеть в конце концов. Пилот только помогает селектоиду. А тут — все не так. Стоит пилоту на миг расслабиться, и привет.

От этой неожиданной, но вполне очевидной мысли Сулим вздрогнул и поежился, что случалось с ним очень и очень нечасто.

Люк отдраили.

— На выход! — скомандовал кто-то из волков; не Расмус и не его помощники. Кто-то из солдат. Видимо, охрана уже начала работать.

Сулим отстегнулся и встал на слегка затекшие ноги. В люк лился ослепительный после полумрака кабины дневной свет, а когда Сулим вышел наружу, сразу же дохнуло привычным туркменским жаром, сухим и упругим, как поток воздуха из-за приоткрытой печной заслонки.

Темные очки Сулим заранее положил в нагрудный карман легкой белой рубашки. Сейчас самое время нацепить их. Одновременно Сулим подумал: каково волкам в их плотных комбинезонах на этой больше чем сорокаградусной жаре? Впрочем, это совсем не его дело.

Вот и нюф вышел и сразу же приоткрыл рот, разве что язык не свесил. Привыкай, кто бы ты ни был, простой сибиряк или россиянин с длиннолинейной аристократической фамилией де Шертарини…

Модуль сел прямо у подножия гряды, в месте, где пологое земляное взлобье проламывали вылущенные жарой и временем каменные глыбы. В самом начале ущелья, куда Сулим неоднократно наведывался, если возникало необъяснимое желание побродить. Гряду на «Чирс» почему-то называли сопками, и Сулим привычно думал о ней как о сопках, хотя и знал, что это неправильно. Вторая гряда, гораздо выше первой и расположенная южнее, была уже не туркменской, а туранской. Она казалась совсем близкой, но Сулим не обольщался: гряды разделяла долина добрых тридцати, а местами и пятидесяти километров в ширину. Именно по этой долине и проходила туркмено-туранская граница.