Сергей Абрамов - Человек со звезды (сборник)
– Кореец, – подтвердил Ким, чтоб зря не повторяться.
– Непохож, – усомнилась дивчина, но на долгие сомнения ее не хватило, она плавно перешла к следующему вопросу: – От какой организации?
– Я не от организации, – честно сказал Ким. – Я здесь по приговору «тройки». Двадцать лет с поражением в правах.
В отсеке, извините за литературный штамп, воцарилось гробовое молчание. Кто-то быстро отвернулся и приник к окну, за которым – безо всякой сверхскоростной мистики – не спеша тянулись обычные среднерусские пейзажи. Кто-то ловко вынул из-под задницы затрепанный детектив и принялся внимательно читать. Кто-то книге предпочел популярный журнал «Смена отцов». Парень с гитарой прислонил гитару к стенке и бочком пошел в коридор. А сердобольная дивчина, явная внучка мухинской колхозницы, подперла лицо ладошками, уставилась на Кима, спросила-таки жалобно:
– За что ж тебя так?..
В соседнем отсеке безмятежно пели про яблоки на снегу. Еще дальше – Ким уже отличал песню ближайшую от песни более отдаленной, попривык немного – наяривали про мадонну в окне, потом – кто-то бельканто уговаривал паровоз постоять, а что пели дальше, разобрать было трудновато.
– А вас разве не по этапу? – ответил Ким вопросом на вопрос.
Он не считал нужным ломать комедию и прикидываться неформалом по мандату. Пройдя несколько кругов железнодорожного ада – или рая? – он не собирался более испытывать собственные нервы, а решил посильно прибрать ситуацию к рукам. Как это сделать, он пока не знал, не придумал, но четко усек одно: с помощью вранья, поддакиванья и тихого соглашательства здесь ничего толкового не выведать, а уж тем более не добиться. Здесь надо резать правду-матку (это занятие, как мы помним, Ким любил), бить ею по размягченным мозгам пассажиров, вызывать на себя их опасную реакцию. Коса на камень, говорите? Вот и посмотрим, кто кого…
– Мы по комсомольским путевкам, – гордо и с неким даже превосходством сказала дивчина. – По зову сердца.
– И много вас таких, отзывчивых?
– Наш вагон и еще соседний. И еще один.
– Ты хоть поняла, куда идешь?
– Строить Светлое Будущее.
– Вас здесь в вагоне – человек сто. В двух других – еще сотня плюс сотня, итого – три. Триста добровольцев – не мало ли для строительства Светлого Будущего? Не надорветесь?
– Мы же не первые…
– Это точно. И не последние. Небитых дураков у нас всегда хватало. Вот когда побьют – тут некоторые поумней становятся…
Парень с гитарой (без гитары), который нервно смолил сигаретку в районе купе проводников и, конечно, в оба уха слушал интеллектуальную беседу между чистой комсомолкой и отпетым преступником, не стерпел последней философской максимы и грубо встрял:
– Да что ты его слушаешь, урку поганого! Он же провокатор! Диссидент! Да еще с серьгой…
– За урку можно и в глаз, – спокойно сказал Ким, не вставая, однако, с полки.
А яблоки со снега уже собрали, мадонна закрыла окно и ушла спать, и до других поющих отсеков донеслись отзвуки легкого скандальчика в первом. Стихли музыкальные инструменты, смолкли молодые голоса, потянулись к первому отсеку комсомольцы-добровольцы, соскучившиеся по горячему диспуту с идейным врагом, столпились вокруг, даже свет собой заслонили.
– Ты, что ли, в глаз? – презрительно спросил парень без гитары. – Да я тебя по стене размажу, два дня отскребываться будешь.
Все слушали – никто не вмешивался. Интересно было.
– Размазать ты меня успеешь, если получится, – спокойно сказал Ким, – а пока ответь-ка мне на простой вопрос. Если я – урка, если я – осужденный, то почему я еду с вами, а не с конвоирами? Почему я – вольный?
– Почему? – встал в тупик парень.
И дивчина не знала ответа. И все кругом молчали. Только самый начитанный, с детективом, догадался:
– Ребя, да он же нам соврал! Да он же наш с потрохами, ребя, честное комсомольское!
Почему-то никто не встретил эти слова бурным ликованием. Все ждали ответа Кима.
– Вы сами-то надолго едете? – Ким опять предпочел вопрос.
– На всю жизнь, – сказала дивчина.
– Как получится, – сказал парень без гитары.
– Пока нужны будем, – сказал любитель книг – источников знаний.
– Как там все обернется, так и порешим, – раздумчиво сказал кто-то из толпы.
– Наконец-то разумный ответ! – воскликнул Ким. – Я к нему еще вернусь, а для начала напомню: обязательный трудовой стаж в нашей стране равен… чему?.. правильно – двадцати годам. Вот на них-то меня и обрекли. Как и всякого гражданина родной страны. Как и вас, соколы с орлами. Двадцать лет жизни – минимум! – каждый из нас, – он обвел рукой слушателей, – должен отдать на строительство Светлого Будущего. И вы, братцы, такие же осужденные, как я…
– Мы добровольцы, – напомнила дивчина.
– Все мы в какой-то степени добровольцы. Кто – где. Вы – здесь.
– А ты?
– А я в другом месте доброволец. Сюда меня насильно прислали.
– Как могли? У каждого есть право выбора! – Реплики шли – ну, прямо из брошюр серии «В помощь комсомольскому активисту». У Кима закономерно вяли уши, но держался он молодцом.
– Милый, – сказал Ким, глядя в чистые глаза парня с гитарой (без гитары), – разве все добровольцы – добровольцы? Разве не знаком ты с термином «добровольно-принудительный»? Разве все, что ты делал в жизни, ты делал только по зову сердца?.. – Парень открыл было рот, чтобы достойно ответить, но Ким не дал, махнул рукой. – Ладно, молчи. Не о том речь. А о том, что вся ваша добровольческая армия развалится и расползется, если в Светлом Будущем, которое вы рветесь ваять на пустом месте, не будет отдельных квартир, теплых сортиров, набитых продуктами магазинов, театров, киношек, да мало ли чего… Прав товарищ: как там все обернется, так вы и порешите.
– Мы все построим сами! – крикнул кто-то. – Своими руками!
– Ты родом откуда? – Ким опять отбил вопрос вопросом.
– Из Мухачева. Город такой, – важно ответили.
Кто – Ким не видел, да и не стремился видеть: спор велся не с конкретным собеседником, а сразу со всеми. Говоря метафорично: с собеседником по имени Все.
– И что, у вас в Мухачеве все живут в отдельных квартирах? В магазинах всего завались?..
– Нет пока… Вот к двухтысячному году…
– А что ж ты, мать твою, невесть куда прешься? – со злостью перебил невидимого оппонента Ким. – Чего ж ты в своем Мухачеве не строишь того, что в Светлом Будущем собираешься? Почему, как дерьмо вывозить, так мы в конец географии рвемся? А у нас дома своего дерьма – по уши, не навывозишься… Сидел бы ты дома, делал свое дело, так, может, и двухтысячного года ждать не пришлось бы…
– Это не разговор, – сказал гитарист.
– Другого не жди, ассенизатор…
