Валерий Белоусов - Витязи из Наркомпроса
Лысый чекист весело подмигнул Сванидзе.
— Но, кроме биологии, они, ваши высоколобые умники, выходит еще и химией с социальной психологией баловались?
— О! Чем они только не страдали… Вот, их отделение в Донецкой области, у села Чермалык, например… Я-то особо не в курсе, так, общие слухи… Сооружать в каменном массиве штольни начали еще в начале тридцатых заключенные под присмотром войск НКВД. Местных жителей, даже трижды проверенных перед приемом на подсобные работы к подземным лабораториям и близко не подпускали. Но все же постепенно стало известно: на спецобъекте под нейтральным названием «Питомник» пытаются вырастить змей-мутантов, используя природную радиацию. Известно, например, что под влиянием повышенного радиоактивного фона неестественно увеличиваются плоды и листья самых обычных растений. В толще гранитного кряжа имелось не только самородное золото, но и мощная радоновая жила. Под ее невидимые лучи и подставляли экспериментаторы клетки с кобрами, эфами, гадюками и питонами, доставленными со всех концов СССР и добытыми в экваториальных джунглях. Говорят, что на каком-то этапе эксперимент начал давать поразительные результаты. В итоге для новых поколений гадов просторные клетки пришлось изготавливать уже не из обычной проволоки, а варить из толстого стального прута. Беда только, что опекающие ползучих мутантов ученые сами получали в штольнях дозу облучения, и потому старались при первой возможности выбраться на поверхность. Не желали рисковать собой и бойцы срочной службы, приставленные охранять особый объект. Последнее обстоятельство, по-видимому, и сыграло роковую роль: в один из дней змеи вырвались из своей подземной темницы и расползлись по окрестностям. Катастрофа, утверждают очевидцы, была настолько масштабной, что распоряжением из Москвы секретный «Питомник» приказано было ликвидировать. Штольни замуровали, оборудование вывезли либо на скорую руку уничтожили, многорядное ограждение из «колючки» смели бульдозером…
— А я все думал, как это Булгаков такой лихо закрученный сюжет своего романа «Роковые яйца» выдумал? — задумчиво произнес Николай Иванович. — А оно вон как было… Неужели реально? Но, к нашему проекту… Кстати, как там он называется?
— «Ковчег».
— А почему… а! Чтобы никто не догадался?
— Так точно. И еще потому, что жители экспериментального района думают, что в окрестностях их деревень в живых остались только они…
— А что, их действительно…
— Да что вы! Химоружие — вещь дорогая. Соединения мышьяка весьма ценный препарат. Сырье ужасно дорогое. Поэтому обычно их опрыскивают имитатором… Разве что только иногда, чтобы местные гои не расслаблялись…
1.«Что представляет собой главный лакей фашизма — враг народа Троцкий? На протяжении всей своей биографии этот человек боролся против рабочего класса, против партии Ленина — Сталина. Атаман фашистских убийц, Иуда — Троцкий — враг всего международного пролетариата, всего демократического человечества. Его агенты всюду действуют как отъявленные бандиты и провокаторы войны, как сообщники и пособники фашистской реакции…» — голос Натки чуть дрогнул. Чуть-чуть… Самую малость.
Только опытное ухо разведчика смогло уловить это еле различимое «чуть»! Бекренев тонко улыбнулся:
— Вы, Наталья Юрьевна, с чем-то… несогласны? Или просто с кем-то? Неужели авторитет самого товарища Фадеева, автора бессмертного «Разгрома», для вас ничто? Да еще отпечатанное таким совершенно роскошным кеглем… кстати, где? В «Пионерской Правде»? Ну что ты будешь делать, и тут меня пионэры настигли!
Натка резко отпрянула от фанерного щита, на котором кнопками был приколот пожелтевший газетный лист. Посмотрела на собеседника яростным взглядом, точно черным огнем опалила:
— Если бы я разговаривала не с вами, Валерий Иванович… И не здесь… И не после того, что с нами произошло…
— Понимаю, понимаю… Вы бы этого не говорили!
— Да! Не сказала бы! Но… Троцкий, конечно гад. Он враг, политическая проститутка!
Сказав такое нехорошее слово, Натка в смущении даже чуть покраснела… Потом тряхнула коротко остриженной вороной челкой, решительно продолжила:
— Но как Фадеев может… Да как он вообще смеет! Писать, что всю жизнь Троцкий боролся против рабочего класса?! Да ведь Троцкий — создатель и вождь непобедимой могучей Красной Армии, который привел её к победе!
— «На носу очки сияют, буржуазию пугают…» — с доброй усмешкой продекламировал Савва Игнатьевич. — Да ну его, беса безрогого… Я вон вот чего вычитал…
И он с выражением зачитал заметку, сопровождая каждый особо занимательный абзац вздыманием к небу указательного пальца:
«18 СУТОК В ПРОТИВОГАЗЕ. Хабаровск. Вступив в ряды пограничников, забойщик шахты им. Горького района Малый Нецветай Григорий Максимович Данченко начал тренироваться на длительное ношение противогаза. В начале мая он с разрешения командира части надел противогаз и пробыл в нем 11 суток. К большому огорчению т. Данченко противогаз ему предложили снять.
После семидневного пребывания в госпитале, где за состоянием организма т. Данченко непрерывно наблюдали врачи, ему разрешили возобновить опыт. С тех пор прошло 18 с половиной суток, а т. Данченко — все еще в противогазе. Только трижды в сутки рекордсмен снимает маску для принятия пищи.
Тов. Данченко аккуратно несет повседневную службу, ходит в наряды, посещает политзанятия и общеобразовательную школу.
С аппетитом уничтожая обед, т. Данченко рассказал сегодня вашему корреспонденту:
— В противогазе я чувствую себя отлично. Привык к нему настолько, что не замечаю. Он не мешает мне ни работать, ни спать. Начиная с 11 мая каждое утро и вечер бегаю в противогазе по 5 километров. В часы отдыха тренируюсь на турнике, играю в волейбол, а по вечерам играю на гитаре. Вместе с товарищами хожу в кино. За эти 18 дней я прочитал „Тоннель“ Келлермана и „Время вперед“. Сейчас начал читать „Как закалялась сталь“. В противогазе рассчитываю пробыть сорок суток. Маску сниму 12 июня — после того, как пробегу в ней на открытии краевой спартакиады 5000 метров!»
— Какой восхитительный человек! — подхватил шутливый тон Бекренев. — Так и представляешь его при исполнении рекорда. Вот боец Данченко спит ночью в казарме, подсунув руку под резиновую щеку и свернув рядом в кружок гофрированный хобот. Вот он сидит в противогазе на политзанятиях, бесстрастно глядя на товарища политрука круглыми стеклами. Вот, не снимая противогаза, объясняет кудрявой блондинке в библиотеке, что хотел бы обменять «Тоннель» Келлермана на «Как закалялась сталь» Островского. Вот вечером в Ленкомнате, под портретом товарища Буденного, покачивая гладкой, серо-зеленой головой, наигрывает товарищам на гитаре что-нибудь лирическое (и — кто знает? — может быть даже что-то поет!). Причем ладно бы беда заставила, ладно бы — хоть учения… Здесь даже не тот случай, когда Родина сказала: «Надо!», а комсомолец ответил: «Есть!». Родина устами командира как раз говорила: «Да все, давай кончай, Данченко! Отбой! Успокойся!», а усердный Григорий Максимович огорчался и, вернувшись из госпиталя, натягивал на лицо любимое индивидуальное средство химзащиты…
