Денис Бурмистров - Равновесие Парето
Я так задумался, что чуть не налетел на спину внезапно остановившегося Ильи. Шофер вертел головой, будто прислушиваясь. При этом лицо его выражало крайнюю степень озабоченности.
Мы шли вдоль железобетонной стены, которая уходила в серое ничто, с правой стороны угадывались громады домов.
Я хотел было спросить у Ильи, в чем дело, но из серой метели показались Степанов и Юдин. Николай Семенович спросил у присутствующих:
— Вы тоже это слышали?
Шофер коротко кивнул.
— Я ничего не слышал, — сказал сзади геолог.
— Я тоже, — вставил я.
Степанов с Ильей переглянулись. Шофер опять закрутился на месте, вытягивая шею. Юдин стоял рядом, упершись на посох и безучастно смотрел в сторону. Создавалось впечатление, что он вообще не с нами.
— Вроде бы кричал кто-то, — неуверенно сказал диспетчер.
Мы замолчали, вслушиваясь в далекий гул странных Колодцев, в шелест носимого ветром песка, в поскрипывание невидимых деревьев. Странно казалось, что метель, кружащая вокруг нас, оставалась практически беззвучной, а от того воспринимающаяся еще более призрачной и нереальной.
— …Здесь Смерть себе воздвигла трон,
Здесь город, призрачный, как сон… —
голос возник ниоткуда, волной вырос до крика и так же стих, будто убавили громкость.
Я встрепенулся. Голос показался мне знакомым.
— …Стоит в уединенье странном…
Вот снова! Но откуда голос? С какой стороны? Не определить! Что твориться со звуком в этой чертовой метели?
Шлейка на поясе натянулась, когда Илья потащил меня куда-то вперед, вдоль забора. Сзади предостерегающе вскрикнул Карчевский. Попятился Степанов, хватаясь руками за репшнур.
— Ты куда это? — окрикнул шофера геолог.
Илья резко повернулся, на его губах блуждала улыбка:
— Это же Гвизда, могильщик! Живой!
Тут я вспомнил голос. Точно! Это же могильщик!
И похолодел, поймав на себе многозначительный взгляд Юдина. И легкий кивок, мол, теперь-то ты понял, что о чем я? Черт возьми, неужели Рай Терентьевич жив лишь потому, что с ним пообщался я?
А шофер уже тащил вперед, вдоль забора. За ним, спешил Степанов. Веревка дернулась и вот уже и Ян шагает следом, мерно переставляя посох. Я не заставил себя ждать, потащил за собой Карчевского.
— Полегче, ломовой, — раздался сзади голос Олега.
Мы почти бежали вдоль забора, который я наконец-то узнал. Этот забор ограждал кладбище с котельной, тянулся вдоль домов окраины. Не так давно я уходил отсюда в святой уверенности в завтрашнем дне. Вот как все обернулось то, однако.
Из полумрака метели в прыгающий свет факелов вынырнул створ ворот с надписью ««Кладбище. Крематорий. Котельная № 3», распахнутые двери. И тут же в нос ударил запах гари.
— …Здесь храмы и дворцы и башни,
Изъеденные силой дней,
В своей недвижности всегдашней,
В нагроможденности теней,
Ничем на наши не похожи… —
неожиданно сильный и чистый голос могильщика разносился над округой. Он перекрывал явственный треск ломающихся досок и пощелкивание углей.
— Быстрее! — торопил шофер. Он подбежал к воротам первым, но вот уже и мы рядом…
Огромный огненный цветок, распустившийся среди безликой серой метели. Длинные языки пламени, алыми протуберанцами выстреливающие в ночь. И искры, будто отлетающие души, устремляющиеся ввысь, тающие над головой.
Котельная и дом смотрителя охвачены пожаром. Огонь почти не дает света, он рассеивается в зернистой метели, упирается в черную, шевелящуюся массу теней, обступивших здание. Теней много, они кажутся сплошной массой, которая вливается в темноту ночи. Они стоят на краю видимости, медленно покачиваясь. Они не замечают нас.
— Над этим городом печальным,
В ночь безысходную его,
Не вспыхнет луч на Небе дальнем, —
вновь разнесся спокойный и торжественный голос могильщика. Из-за плеча застывшего Ильи я смог разглядеть раскрытое чердачное окно, стоящую возле него, на небольшом балкончике, человеческую фигуру с растрепанными волосами. Присмотревшись, я узнал в человеке старика Рая. Лицо его, безмятежное, было обращено к невидимому из-за дыма и метели небу, туда, куда улетали искры от пожара. В руках он держал большую амбарную книгу, в которой показывал мне имена умерших. Время от времени могильщик вырывал лист и легким движением руки бросал его в сторону столпившихся на кладбище теней. Неестественно белые страницы, влекомые теплым воздухом, кружили над головами тварей, то опускались, то поднимались, терялись в метели.
Гвизда давал свое последнее представление.
— И тени башен пали вниз,
И тени с башнями слились,
Как будто вдруг, и те, и те,
Они повисли в пустоте!
Очередная страница сорвалась с пальцев смотрителя, закружилась в воздухе, окруженная искрами. Из чердачного окна стали появляться робкие языки пламени. На первом этаже, вырываясь сквозь треснувшие окна и открытую дверь, пламя бушевало уже безраздельно и полностью. Я с нарастающим отчаянием понял, что старый комедиант обречен.
— Боже мой, боже, господи… — шептал рядом со мной Степанов, сжав кулаки под подбородком.
Илья будто очнулся от столбняка. Он уронил факел, рванулся вперед, к горящему зданию. Но лишь дернулся на коротком поводке веревки, забился пойманной рыбой, срывая ногти о заевший карабин. Заорал с надрывом:
— Рай! Рай!
— Ему не помочь, — навалился на шофера геолог, судорожно отцепляя пальцы хрипящего Ильи от узла веревки. — Не помочь, пойми, не помочь.
У меня к горлу подкатил комок, когда я увидел влажные от слез глаза Степанова, перекошенное лицо шофера.
— Рай! — вновь заорал Илья, борясь с Карчевский. — Да пусти же меня!
Фигура на маленьком балконе пошевелилась, блеснули стекла очков.
— Илья? — донесся голос смотрителя.
— Рай! Прыгай! — Илья с новыми силами забился в объятиях Олега. — Прыгай!
— Уже поздно, — прошептал Степанов. Действительно, Рай уже не мог прыгать. Под ним рвался из окон огонь, рядом раскачивались смертоносные тени. Да и стар он уже для подобных трюков. Даже я понимал это.
— Илья, все хорошо, — голос смотрителя звучал успокаивающе, даже ласково. — Спасибо за все. Ты не один?
— Нет, — подал голос геолог, не выпуская шофера. — Не один. Зачем ты дом поджег?
— Олег? — было видно, что Рай Терентьевич всматривается. — Я должен был это сделать. Я поймал его!
— Кого?
— Убийцу, который похищал людей! — в дыму блеснули зубы старика. Он улыбался. — Худой, высокий. Сам пришел. Я его запер в котельной.
