В чертогах марсианских королей - Варли Джон Герберт (Херберт)

И у меня появилась невероятно забавная мысль. Я решил, что он никогда не выходит из этой будки. Что он был там пленником, ночным созданием, троллем, живущим во тьме подземки, куда никогда не проникает дневной свет. Что он давным-давно смирился со своей участью – продавать жетоны. – Старик замолчал, глядя в окно и кивая своим мыслям.

– Что ж, – невольно проговорил Мейерс, – но знаете ли, и ночная смена подходит к концу.

– Правда?

– Конечно. Наступает рассвет. Кто-то приходит, чтобы подменить того парня. Он возвращается домой к жене и детям.

– Возможно, когда-то так и было, – сказал старик. – Когда-то. Но теперь он в ловушке. Что-то случилось… я не знаю, что именно… но он выпал из нашего мира, где солнце рано или поздно обязательно взойдет. А все же, должно ли оно взойти?

– Конечно же должно.

– Неужели? Мне кажется, я давно уже не видел солнца. Мне кажется, что я так долго нахожусь на этом самолете, что даже не могу сказать, прилетит ли он куда-нибудь. Может, и не прилетит. Возможно, этот самолет никогда не приземлится и продолжит следовать неведомо откуда неведомо куда. Как поезда когда-то.

Мейерсу не нравился этот разговор. Он уже собирался ответить что-нибудь старику, когда кто-то легко тронул его за плечо. Он поднял глаза и увидел склонившуюся над ним стюардессу.

– Сэр, командир экипажа хотел бы поговорить с вами в кабине для пилотов.

До него не сразу дошел смысл услышанных слов. Командир? Кабина для пилотов?

– Сэр, прошу вас, пройдемте…

Мейерс встал и посмотрел на старика, который улыбнулся и махнул ему рукой.

Сначала Мейерс почти ничего не смог разглядеть в кабине. Впереди самолета было ясное ночное небо, звезды, мерцающие огоньки маленьких городов. Затем он увидел пустое кресло бортинженера справа. Сделав шаг вперед, Мейерс задел ногой пустые банки. В кабине пахло пивом и сигарным дымом. Командир повернулся и жестом подозвал его к себе.

– Скиньте этот мусор и присаживайтесь, – сказал он, не вынимая сигары, которая была зажата у него в зубах. Мейерс убрал коробку с корками от пиццы с кресла второго пилота и уселся в него. Пилот отстегнул ремни безопасности и встал.

– Если я через тридцать секунд не попаду в туалет, то наделаю себе в штаны, – сказал он и направился в салон. – Просто держите прямой курс.

– Эй! Минуточку, черт побери!

– У вас какие-то сложности?

– Сложности? Я не знаю, как управлять самолетом!

– Что тут знать? – Пилот подпрыгивал на месте, но все равно стал указывать на приборы: – Это компас. Просто следуйте заданным курсом, три-один-ноль. А вот это – альтиметр. Высота полета – тридцать две тысячи футов.

– Но разве у вас нет автопилота?

– Вышел из строя, несколько недель назад, – пробормотал пилот и со всей силы вмазал кулаком по блоку с циферблатами на приборной панели, под которыми не горели лампочки. – Вот скотство! Послушайте, мне правда надо выйти.

И Мейерс остался один в кабине пилота.

У него возникла дикая мысль – просто встать и притвориться, будто ничего этого не было. Вернуться на свое место. Разумеется, пилот придет сейчас обратно. Все это было похоже на какую-то шутку.

Самолет вроде бы летел ровно и плавно. Мейерс слегка потрогал штурвал, почувствовал, как нос самолета чуть-чуть наклонился вниз, увидел, что стрелка альтиметра начинает медленно двигаться. Он потянул за штурвал, и громадная птичка снова вернулась на высоту в тридцать две тысячи.

Вскоре Мейерс понял, с какой проблемой приходится иметь дело пилотам во время долгих ночных перелетов, и проблемой этой была скука. Единственное, что ему нужно было делать – это смотреть время от времени на два циферблата. Он задумался и невольно вспомнил слова старика. Они показались ему какой-то бессмыслицей. Разумеется, самолет куда-то летел. Он видел огни, проплывавшие внизу. А те, еще более яркие огни на горизонте… возможно, это был Денвер? А по поводу того, что солнце не встанет, так это вообще бред. Земля вращается. Одно мгновение сменяет другое. В конце концов наступает день.

Пилот вернулся в облаке сигарного дыма. Он потянулся к открытому мини-холодильнику, достал оттуда банку пива и осушил ее залпом. Рыгнув, пилот смял банку и выбросил ее через плечо.

– Похоже, я лажанулся, – сказал он совершенно равнодушным тоном. – Позвал не того парня. Вы уж извините, дружище. – Он рассмеялся.

– Что вы хотите этим сказать?

– Я думал, вы в курсе. Но, кажется, мне нужен был старик. Кто-то неправильно указал номер кресла. Кто вообще руководит этой гребаной авиакомпанией?

Мейерсу самому хотелось бы узнать ответ на этот вопрос.

– У вас нет второго пилота? И что вы имели в виду под быть «в курсе»?

– Со вторым пилотом ночью случилось небольшое происшествие. С ночной полицией. Сломали ему гребаную руку. Он сейчас в больнице. – Пилот пожал плечами. – Выйдет оттуда месяца через три или даже четыре.

– Из-за сломанной руки?

Пилот устало посмотрел на него. Он указал большим пальцем назад на дверь в салон.

– Вали-ка ты отсюда, а? Выметайся. Когда-нибудь ты все поймешь.

Мейерс пристально посмотрел на него, затем встал.

– Все равно он умер, – сказал пилот.

– Кто умер?

Но пилот так и не ответил.

Мейерс пошел по проходу к своему месту. Старик казался спящим. Его глаза были слегка приоткрыты, как и рот. Мейерс протянул руку и слегка дотронулся до руки старика. Она была холодной.

Большая муха, спинка которой отливала синим металлическим блеском, выползла из ноздри старика и замерла, потирая свои омерзительные передние лапки.

Мейерс тут же вскочил со своего места. Пробежав пять рядов вперед, он рухнул на свободное сиденье, тяжело дыша. Во рту у него пересохло.

Позже он увидел, как стюардесса накрыла старика синим одеялом.

Денвер. DEN. Этой ночью в сравнении с этим местом даже Чикаго показался бы Бермудами. Небо было пасмурным, все в дымке, словно от сухого льда, и свинцово-серым, как разрывная пуля. Температура была где-то около ноля, но из-за промозглого ветра холод стоял такой, что следы резины от самолетных шин вмерзали во взлетно-посадочную полосу.

Огромные зеркальные стекла окон дребезжали и дрожали, пока Мейерс нетвердой походкой брел по залу аэропорта, а многочисленный багаж стучал ему по бедрам, ребрам и коленям. Холод поднимался от пола и окутывал ноги. Он поспешил в мужскую уборную и положил свою поклажу на пол. Открыв кран в раковине, ополоснул лицо. Шум воды эхом разносился в помещении.

Мейерс не мог смотреть на свое отражение в зеркале.

Нужно было найти стойку продажи билетов. Нужно было получить посадочный талон. Отыскать правильный выход на посадку, сесть в самолет, потом пересесть на стыковочный рейс. Он должен был вернуться домой.

Какой-то внутренний голос приказывал ему убираться отсюда. Все бросить. Уйти.

Он быстро прошел через почти пустую зону отлета и, выскочив за двери, оказался на покрытом льдом тротуаре. Быстрым шагом Мейерс направился к стоявшим вереницей машинам такси и выбрал самую первую из них. Это был старый желтый «чекер» – большая, громоздкая, но удобная машина. Он устроился на заднем сиденье.

– Куда поедем, приятель?

– В центр, в хороший отель.

– Как скажете. – Водитель такси завел мотор и осторожно выехал на покрытую утрамбованным снегом и льдом дорогу. Вскоре они уже мчались прочь от аэропорта по широкому шоссе. Мейерс посмотрел в заднее стекло. Аэропорт Денвера напоминал старинный фургон, выполненный в стиле кубизма – большое и ужасно дорогое временное пристанище для современных кочевников.

– Вот уродина, правда? – спросил таксист.

Мейерс увидел половину лица водителя, пока тот смотрел в зеркало заднего вида. Кустистые брови под старомодной желтой фуражкой таксиста с блестящим черным козырьком. Широкое лицо, подбородок, покрытый щетиной. Большие ладони на руле. На водительском жетоне было указано имя: «В. Кшивч». Жетон был нью-йоркским.