Коллектив авторов - Классициум (сборник)
– Добро пожаловать, Пётр Андреевич, – басом сказала одна из фигур. – Меня зовут Иван Терентьевич Суходолов. Мне поручено всячески содействовать вам во время посещения родного дома.
Данин, как утопающий, ухватился за протянутую для рукопожатия горячую ладонь. Вошли в залитый огнями холл. Данин оказался в плотном кольце из военных – русских и немцев – и ему был хорошо виден только высокий потолок, разрисованный пухлыми крылатыми ангелами.
– Как вы себя чувствуете? Выглядите неважно, – заботливым голосом сказал Суходолов, наклоняясь прямо к его лицу.
– Колют какую-то дрянь, я всё время сплю, – жалобно протянул Данин. – Простите… Такая слабость… невероятная…
Суходолов бросил в сторону:
– Врача! – и взял Данина под правый локоть.
Дитрих громко возразил:
– Позвольте! Врач? Это не по протоколу!
– А дурь ему колоть – по протоколу? Вы в своём уме, немцы? Он же на ногах еле держится. Глаза красные, как у чебака!
Решив не обострять, Дитрих промолчал, но нащупал данинский левый локоть.
– Подождите, подождите… – заторопился Данин. – Так нельзя. Надо, кажется, кошку на порог пустить? Где мой котейко? – Ему подали игрушечного кота. – Господа… Вы не могли бы разойтись? В стороны, пожалуйста…
Кольцо вокруг него разомкнулось, открылась широкая мраморная лестница с красной дорожкой, ведущая на второй этаж.
– Очень красиво, – слабеющим голосом сказал Данин.
Он шагнул к лестнице, сел прямо в пальто на ступеньку, поставил перед собой кота и бросил в него монету. Пока кот тянул свою скрипучую песнь, Данин сидел в скорбной позе, обхватив руками кудрявую голову. Появился врач в белом халате, с металлическим боксом в руках. Данину помогли снять пальто, закатали оба рукава пуловера, чтобы выбрать вену получше. После инъекции он лёг на спину и некоторое время полежал так на ступеньках, уставясь в потолок. А потом вдруг громко и отчетливо произнёс:
– А в ванной комнате один ангел.
Потом он зачем-то снова надел своё пальто, проигнорировав робкие возражения, что в доме и без того жарко… Его повели тем же маршрутом, что и двойника, и снова впереди и сзади, с каменными лицами, шли русские и немцы. Войдя в комнату или залу, Данин бросал по сторонам торопливые взгляды, мрачно пожимал плечами и спешил выйти. К сожалению, ангел, нарисованный на потолке в ванной первого этажа, оказался единственным его воспоминанием.
– Что с вами, Пётр Андреевич? – спросил Суходолов, когда приступили к осмотру второго этажа. – Вам по-прежнему нехорошо?
– Да, – тихо согласился Данин, – мне нехорошо. В моей голове всё перемешалось. Слишком быстро меняются декорации. Не ошиблись ли вы, господа, когда выбрали меня? Мне кажется, из стоматологов выходят плохие космонавты…
– Да что вы! – энергично возразил Суходолов. – Вы же не простой стоматолог, а золотой. Знаете, Пётр Андреевич, надо бы поговорить. А то мы всё бежим, бежим… Вот и господин Зальцман не возражает. – Выгнувшись, он через спину Данина выразительно взглянул на Дитриха. Тот кивнул. – Сейчас найдём удобное место, и я вам кое-что расскажу…
– Не надо, – довольно вяло произнёс Данин, открывая новую дверь. – Я знаю. У вас есть важные планы относительно меня… из-за моего отца…
Суходолов крякнул, Дитрих судорожно сглотнул, непонимающе глядя на Данина.
– Никому не входить! – приказал майор и, поспешно протиснувшись вслед за Даниным и Дитрихом, закрыл за собой дверь.
Данин остановился на ковре, тронул рукой деревянную лошадку с красным потёртым седлом.
– Зачем меня сюда привезли? Разве вы не понимаете, господин Суходолов, какая это мука? Ведь нельзя ничего вернуть или исправить…
– Поймите и вы нас, Пётр Андреевич, – с напором сказал Суходолов. – Это место для нас священно, как и любая память о вашем отце. Мы же ваш отеческий дом, будто музей, оберегаем. Посмотрите, в каком он в прекрасном состоянии. Это о многом говорит, правда?
– Не знаю… Мама запрещала мне возвращаться в Россию. По-вашему, в этом нет ничего подозрительного? Почему в этом доме нет фотографий? А где портреты?
Суходолов сделал предельно честное лицо.
– Их временно изъяли, чтобы сделать копии. А вашу матушку можно понять, можно. Она потеряла мужа. Это тяжело. Но взгляните сюда, Пётр Андреевич.
В голосе майора прозвучали новые нотки, что-то неожиданное, встревожившее Дитриха. Суходолов взялся за край светло-зелёной шторы, протянутой через комнату, и быстро-быстро потянул, сбирая её в горсти. Штора отъехала. Комната по-прежнему была пуста. Но сверху, с потолка, сыпались какие-то светящиеся серебристые пылинки. Они колыхались, странным образом извиваясь хаотичными волнами, и через эту полупрозрачную жемчужную пелену просвечивали стены с неяркими обоями, пустой угол, жёлтый паркет…
– Во от, замечательно, – негромко протянул весьма довольный, с раскрасневшимися щеками, Суходолов и вдруг, подхватив удивлённого Данина под локоть, увлёк его прямо на это престранное покрывало, свисавшее с потолка.
Дитрих, повинуясь, скорее всего, древнему охотничьему инстинкту, с коротким криком прыгнул вслед за ними и успел схватить Данина за рукав пальто. На мгновение он зажмурился, чтобы жемчужная пыль не попала в глаза, а когда снова открыл их, другая половина комнаты изменилась. Стены стали гладкими, с голубоватым стальным блеском, появилось большое окно, закрытое тёмной портьерой, детская кроватка, письменный стол, а на полу лежал ковёр с анемонами, как две капли похожий на ковёр в детской. И на этом-то ковре, в полутёмной комнате майор Суходолов со счастливым хохотом танцевал вприсядку, звучно хлопая себя по ляжкам. Данин стоял, безвольно опустив руки вдоль туловища, и с болезненной улыбкой смотрел, как он радуется.
– Прекрати, майор, слышишь? – сиплым голосом крикнул Дитрих. – Где мы?
– Где… В раю! Вот они, закрома марсианские! Склады заветные! Эх, итить-колотить! Не подвёл Суходолов, справился!
– Что происходит? – с надрывом, протяжно спросил Данин, повернувшись к Дитриху. В его облике было что-то невообразимо жалкое.
Дитрих успокаивающе похлопал его по плечу и вполголоса сказал:
– Всё будет хорошо, не волнуйтесь. Господин майор не выдержал напряжённости момента. По-моему, у него что-то с головой…
– Как же, – сказал Суходолов, прекратив пляску и одёргивая китель, и гоголем прошёлся по комнате. – У тебя самого с головой не то, морда нерусская.
Он подошёл к мерцающей завесе, осторожно погладил, как стену, похлопал – рука не проваливалась. К тому же теперь они не видели ту часть комнаты, из которой сюда проникли.
