Роберт Шекли - Корпорация «Бессмертие» (сборник)
– Почему, – поинтересовался другой, – есть Закон восемнадцати? Почему, когда собираются восемнадцать, появляется девятнадцатый?
Но, разумеется, ответ был частью другого, большего вопроса, а его-то они и не задали.
Закон восемнадцати породил девятнадцатого, и все девятнадцать пропали.
Ответчик продолжал тихо бубнить себе вопросы и сам на них отвечал.
– Ну вот, – вздохнул Морран. – Теперь все позади.
Он похлопал Лингмана по плечу – легонько, словно опасаясь, что тот рассыплется.
Старый биолог обессилел.
– Пойдем, – сказал Лингман. Он не хотел терять времени. В сущности, терять было нечего.
Надев скафандры, они зашагали по узкой тропинке.
– Не так быстро, – попросил Лингман.
– Хорошо, – согласился Морран.
Они шли плечом к плечу по планете, отличной от всех других планет, летящей вокруг звезды, отличной от всех других звезд.
– Сюда, – указал Морран. Легенды были верны. Тропинка, ведущая к каменным ступеням, каменные ступени – во внутренний дворик… И – Ответчик!
Ответчик представился им белым экраном в стене. На их взгляд, он был крайне прост.
Лингман сцепил задрожавшие руки. Наступила решающая минута его жизни, всех его трудов, споров…
– Помни, – сказал он Моррану, – мы и представить не в состоянии, какой может оказаться правда.
– Я готов! – восторженно воскликнул Морран.
– Очень хорошо. Ответчик, – обратился Лингман высоким слабым голосом, – что такое жизнь?
Голос раздался в их головах.
– Вопрос лишен смысла. Под «жизнью» спрашивающий подразумевает частный феномен, объяснимый лишь в терминах целого.
– Частью какого целого является жизнь? – спросил Лингман.
– Данный вопрос в настоящей форме не может разрешиться. Спрашивающий все еще рассматривает «жизнь» субъективно, со своей ограниченной точки зрения.
– Ответь же в собственных терминах, – сказал Морран.
– Я лишь отвечаю на вопросы, – грустно произнес Ответчик.
Наступило молчание.
– Расширяется ли Вселенная? – спросил Морран.
– Термин «расширение» неприложим к данной ситуации. Спрашивающий оперирует ложной концепцией Вселенной.
– Ты можешь нам сказать хоть что-нибудь?
– Я могу ответить на любой правильно поставленный вопрос, касающийся природы вещей.
Физик и биолог обменялись взглядами.
– Кажется, я понимаю, что он имеет в виду, – печально проговорил Лингман. – Наши основные допущения неверны. Все до единого.
– Невозможно! – возразил Морран. – Наука…
– Частные истины, – бесконечно усталым голосом заметил Лингман. – По крайней мере мы выяснили, что наши заключения относительно наблюдаемых феноменов ложны.
– А закон простейшего предположения?
– Всего лишь теория.
– Но жизнь… безусловно, он может сказать, что такое жизнь?
– Взгляни на это дело так, – задумчиво проговорил Лингман. – Положим, ты спрашиваешь: «Почему я родился под созвездием Скорпиона при проходе через Сатурн?» Я не сумею ответить на твой вопрос в терминах зодиака, потому что зодиак тут совершенно ни при чем.
– Ясно, – медленно выговорил Морран. – Он не в состоянии ответить на наши вопросы, оперируя нашими понятиями и предположениями.
– Думаю, именно так. Он связан корректно поставленными вопросами, а вопросы требуют знаний, которыми мы не располагаем.
– Значит, мы даже не можем задать верный вопрос? – возмутился Морран. – Не верю. Хоть что-то мы должны знать. – Он повернулся к Ответчику. – Что есть смерть?
– Я не могу определить антропоморфизм.
– Смерть – антропоморфизм! – воскликнул Морран, и Лингман быстро обернулся. – Ну наконец-то сдвинулись с места.
– Реален ли антропоморфизм?
– Антропоморфизм можно классифицировать экспериментально как А – ложные истины или В – частные истины – в терминах частной ситуации.
– Что здесь применимо?
– И то и другое.
Ничего более конкретного они не добились. Долгие часы они мучили Ответчик, мучили себя, но правда ускользала все дальше и дальше.
– Я скоро сойду с ума, – не выдержал Морран. – Перед нами разгадки всей Вселенной, но они откроются лишь при верном вопросе. А откуда нам взять эти верные вопросы?!
Лингман опустился на землю, привалился к каменной стене и закрыл глаза.
– Дикари – вот мы кто, – продолжал Морран, нервно расхаживая перед Ответчиком. – Представьте себе бушмена, требующего у физика, чтобы тот объяснил, почему нельзя пустить стрелу в Солнце. Ученый может объяснить это только своими терминами. Как иначе?
– Ученый и пытаться не станет, – едва слышно проговорил Лингман. – Он сразу поймет тщетность объяснения.
– Или вот как вы разъясните дикарю вращение Земли вокруг собственной оси, не погрешив научной точностью?
Лингман молчал.
– А, ладно… Пойдемте, сэр?
Пальцы Лингмана были судорожно сжаты, щеки впали, глаза остекленели.
– Сэр! Сэр! – затряс его Морран.
Ответчик знал, что ответа не будет.
Один на планете – не большой и не малой, а как раз подходящего размера – ждал Ответчик. Он не может помочь тем, кто приходит к нему, ибо даже Ответчик не всесилен.
Вселенная? Жизнь? Смерть? Багрянец? Восемнадцать?
Частные истины, полуистины, крохи великого вопроса.
И бормочет Ответчик вопросы сам себе, вечные вопросы, которые никто не может понять.
И как их понять?
Чтобы правильно задать вопрос, нужно знать большую часть ответа.
Добро пожаловать: стандартный кошмар
Космический пилот Джонни Безик состоял на службе в компании «Эс-Би-Си Эксплорейшис». Он исследовал подступы к скоплению Сирогона, в то время совершенной terra incognita.
Первые четыре планеты не показали ничего интересного. Безик приблизился к пятой – и начался стандартный кошмар. Ожил корабельный громкоговоритель. Раздался низкий голос:
– Вы находитесь в окрестностях планеты Лорис. Очевидно, собираетесь произвести посадку?
– Верно, – подтвердил Джонни. – Как получилось, что вы говорите по-английски?
– Одна из наших вычислительных машин овладела языком на основе эмпирических данных, ставших доступными во время вашего приближения к планете.
– Ишь ты, недурно! – восхитился Джонни.
– Пустяки, – ответил голос. – Сейчас мы войдем в непосредственную связь с корабельным компьютером и выведем параметры орбиты, скорость и другие сведения. Вы не возражаете?
– Конечно, валяйте, – сказал Джонни.
Он только что впервые в истории Земли вошел в контакт с иным разумом. Так всегда и начинался стандартный кошмар.
Рыжеволосый, низенький, кривоногий Джонни Чарлз Безик выполнял свою работу добросовестно, компетентно и механически. Он был тщеславен, чванлив, невежествен, сварлив и бесстрашен. Короче говоря, изумительно подходил для исследований глубокого космоса. Лишь определенный тип человека может вынести умопомрачительную безбрежность пространства и грозящие шизофренией стрессы, вызванные опасностью неведомого. Тут нужен человек с огромным и незыблемым самомнением и воинственной самоуверенностью. Нужен кретин. Поэтому исследовательские корабли ведут люди, подобные Джонни, чье вопиющее самодовольство прочно опирается на безграничную самовлюбленность и поддерживается непоколебимым невежеством. Таким психическим обликом обладали конкистадоры. Кортес и горстка головорезов покорили империю ацтеков только потому, что так и не осознали невозможности этого предприятия.