Олег Дивов - Новый мир
— Тем не менее он доверяет вам. Делится секретами, о тайных путях, например.
— Да разве это «делится»? Вот его мамаша — она знает все.
Я посмеялась, машинально отметив неуважительное словечко в адрес свекрови:
— Мария, скажите спасибо, что вам не задурили голову, как ей. Нет никаких людей, которые могут управлять этими путями. Человек просто умрет, попытавшись сутки проработать в терминале Чужих. Это если у него вообще получится. Поверьте, я видела, что происходит с человеком, рискнувшим сунуть голову в терминал.
Она опустила взгляд.
— А мне говорили, что есть, — упрямо повторила она и закусила нижнюю губу. — Хорошо. Я скажу вам. Это потомки одного народа, очень древнего. Когда-то очень давно они жили на Земле, в Мексике, и могли слышать Господа непосредственно. У каждого мексиканца в жилах есть капля этой крови. Но ее мало. Однако есть община, где тот народ сохранил чистоту своей крови. Это тайная община. Возможно, впрочем, вы как разведчик слышали. Их называют «индейцами».
Опа. Пазл сложился. Но я не подала виду, вместо этого расхохотавшись. Мария почти обиделась, на прекрасные ее глаза навернулись слезы.
— Вы смеетесь надо мной?
— Над вашим мужем! — Я потушила окурок, отпила чаю. — Мария, индейцы — это другая раса. Они не люди вообще, хотя и гуманоиды. Их тайная община называется Саттанг, это планета-государство. В Мексике, да и вообще на Земле, они не жили никогда, у них цивилизация не настолько развита, чтобы строить свои корабли. И у мексиканцев нет ни капли их крови. В Мексике жили совсем другие индейцы. Они строили пирамиды и приносили человеческие жертвы. Да, было в тех цивилизациях нечто загадочное. Ученые до сих пор не все расшифровали. Майя, инки, ацтеки… Мария, они даже по сравнению с тогдашними кастильцами были сущими дикарями. Испанцы завоевали их без труда. Господа они не слышали точно, они поклонялись целому сонму кровожадных божеств с непроизносимыми именами. На сегодняшний день не осталось ни одного, вообще ни одного чистокровного индейца майя, инка или ацтека. Их не было уже тогда, когда мексиканцы ушли в Эльдорадо. Эти цивилизации уничтожены! А те, кого называют индейцами сейчас, — это представители другой гуманоидной расы. И ваш муж абсолютно напрасно рассчитывает на их помощь. Чихать они хотели на проблемы очередного свергнутого диктатора. И к Эльдорадо у них тоже отношение плохое.
Мария подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза:
— Это не муж сказал. А его мамаша. Она уверяет, что вы поможете моему мужу.
— С какой стати?
— С такой, что вы — непростой человек. Вы названая сестра вождя той тайной общины. И вождь сделает все, о чем вы его попросите.
— И с чего она взяла, что я попрошу Патрика помочь Эльдорадо?
— Разве вы откажете любимому мужчине?
Я переглянулась с Вестой, словно беря ее в союзницы, и рассмеялась:
— Каждая мать свято убеждена, что ее любимого сыночка просто обязаны боготворить все женщины мира. Не придавайте этому значения.
— Но мой муж тоже сказал, что рассчитывает на вашу помощь.
— Энрике так уверен в своих чарах?
— Надо его с кланом Маккинби познакомить. Чтоб осознал, — поддакнула Веста.
Вот так-так… А Весту просветили основательно. Но виду я не подала, подхватив пас:
— Вот завтра и познакомится. Жаль, Август в отъезде. Правда, у него нет чувства юмора, это помешало бы ему посмеяться от души. Мария, я не знаю, на что рассчитывает Энрике. Но, с моей точки зрения, это просто плохая шутка.
— Майор Берг, я вижу, что вы желаете мне добра. Вы даже ни капельки не оскорбились, хотя вчера я безобразно нагрубила вам. И я хочу отблагодарить вас. Не верьте моему мужу. Он способен очаровать и соблазнить любую женщину, всего лишь поговорив с нею час. Он совершенно неотразим, когда хочет быть таким. Женщина, самая порядочная, самая честная, просто теряет голову и идет за ним как завороженная. Я… я такое видела. Он не изменял телом, но… Он влюблял женщин в себя. И всех женщин использовал. Не знаю, может быть, он всегда таким был. Может быть, его научили в Ордене. Но он делает с любой женщиной все, что захочет. Как будто она глина в его руках. Ему никто никогда не отказывал ни в одной просьбе!
— Я же отказала.
— Но сейчас не откажете. Вас бросил муж, у вас маленький ребенок, вам одиноко. Я знаю, каково это — быть никому не нужной, когда у тебя на руках младенец, который еще не может быть опорой. Но я очень прошу вас: не поддавайтесь. Не верьте ему. Он действует по расчету. Он ни капельки не любит вас. Он вообще никого не любит, кроме своей мамочки.
— Думаете, я этого не вижу? — удивилась я. — Мария, я все-таки разведчик, хоть и потерявший квалификацию. Энрике увлекся мною, когда я была в Эльдорадо. Но сейчас — нет. Он холоден. Он умело изображает страсть. Он хорошо владеет мимикой, жестами, интонацией. Но, извините, у него не расширяются зрачки, не темнеет кожа от прилива крови к лицу, не учащаются дыхание и пульс. Его голос не приобретает ту глубину, которая характерна для возбуждения. Я в жизни не поверю, что он меня хочет.
— Но он убедит вас.
— Не сможет. Мария, вы преувеличиваете его привлекательность. Вы, наверное, были очень сильно влюблены в него, поэтому он кажется вам таким неотразимым мачо.
— Я никогда не любила его! Когда моя мама согласилась на наш брак, я хотела уйти в монастырь! А он попросил у них час, чтобы поговорить со мной! И я пошла к алтарю как сомнамбула, мне казалось, что все получится… Я не понимала, зачем это делаю. Но считала, верила, что так будет лучше!
Я смешливо прищурилась:
— Ой ли?
Строгая эльдорадка, мать троих детей, внезапно залилась ярким румянцем, спрятала красивое лицо в ладонях.
— Вы так краснеете, словно любить своего венчанного мужа, отца своих детей — это грех, — с легким упреком сказала я. — Да каким бы он ни был. Грех — это идти замуж и рожать детей без любви.
Она уронила руки на стол. Маленькие ушки были алыми от смущения.
— Может быть… может быть, вы правы, — сказала она с усилием. — Майор Берг, вы правы. Я… я боялась. Боялась брака вообще. Меня очень строго воспитывали, и я даже не знала, о чем говорить с мужем наедине, что мне делать, как себя вести. Я очень рано осталась без отца, моя мама предпочла вдовство, и мне не у кого было учиться. Я умела вести дом, у меня было превосходное, хотя и домашнее, образование… Это правда! Даже мой муж удивлялся тому, что я понимаю его с полуслова, хотя он — доктор философии, а я затворница. И… — она стрельнула глазами в сторону Весты. — На самом деле я знаю федеральный язык. Должно быть, вам сказали.
