Юрий Брайдер - Враг за Гималаями
Старик Лукошников услужливо указал на загадочное устройство, похожее на гильотину, и, присмотревшись повнимательнее, Донцов разглядел здоровенного ворона, устроившегося на его верхотуре.
— Все, значит, в сборе.
— Все, — кивнула Тамарка-санитарка. — Только вас не хватало.
— Знакомый голос, — сказал Донцов. — Не с вами ли я беседовал вчера поздно вечером?
— Со мной… А вы никак арестовывать нас пришли?
— Не помешало бы. Грешков за вами немало водится… А вы не стесняйтесь, — обратился он к главному инженеру, так и порывавшемуся отступить подальше в тень. — Делайте свое дело. На меня внимания не обращайте. С вами потом будет отдельный разговор.
— Хотелось бы знать, что еще, кроме убийства Наметкина, вы нам инкриминируете? — осведомилась Тамарка-санитарка.
— Много чего. Побег из-под стражи. — Донцов стал загибать пальцы. — Кражу в акционерном обществе «Теремок». Незаконное приобретение официальных документов. Нападение на работника правоохранительных органов.
— Пустое. Никакого убийства не было. Это вы, наверное, уже и сами поняли. Олег Наметкин жив. Вот он перед вами. — Она поочередно указала на всех присутствующих, кроме главного инженера и самого Донцова, не забыв и про ворона. — А если нет состава преступления, значит, мое задержание было незаконным. Бежав из-под стражи, я лишь восстановила справедливость… Или восстановил… Тьфу, привык называть себя в женском роде!
— Не стесняйтесь. Как вам удобнее, так и говорите.
— Теперь относительно «Теремка». Насколько мне известно, официальной жалобы от его владельцев не поступало. А бандитские разборки, последовавшие после кражи, пошли только на пользу обществу. Что касается нападения на работника правоохранительных органов, то это вопрос спорный. Документов он не предъявлял, а вел себя как маньяк. Зенки свои кровавые вылупил и ходил за нашим человеком по пятам. Да и не убыло ему от стакана сока. Хоть рожу умыл лишний раз. Но мы готовы хоть сейчас извиниться перед ним.
— Как у вас просто получается. Извинился — и гора с плеч.
— А зачем усложнять каждую мелочь? Разве мало у нас с вами других забот?
— Действительно, забот выше крыши… Даже заводской… — Донцов мельком глянул вверх, откуда черное небо следило за ними тысячами мерцающих глаз. — Почему молчат остальные? Стесняются?
— У кого что… Аскольд Тихонович говорун известный. Но, превращаясь в Наметкина, точнее, в Наметкина Второго, дар речи теряет. Не достался ему этот дар при дележке. Эдгар, которого можно назвать Наметкиным Третьим, все понимает, кое-что помнит, но разговаривать не может в силу своей вороньей природы. Для общения с ним мы пользуемся так называемым текстовым методом. Берем газету или книгу, а он тыкает клювом в нужные буквы. По поводу нашего нового товарища, Наметкина Четвертого, сказать ничего определенного пока не могу. Интеллекта на его долю перепало маловато. Самый мизер. Мы за ним ходили, как няньки. Хорошо хоть, что штаны не забывает снимать, когда на унитаз садится.
— Вы, стало быть, Наметкин Первый?
— Угадали. Большая часть его сознания досталась мне. Память, речь, страсти. Вот только писать не сподобилось. Эта способность сохранилась только у Наметкина Второго. Я диктую, он пишет, причем на разных языках.
— Я ознакомился с отчетом, составленным вашими совместными усилиями… Кстати, чего ради вы над ним корпели? Надеюсь, не в назидание потомкам?
— Вот уж действительно рукописи не горят. — Выражение досады появилось на простоватом личике Тамарки-санитарки. — Если вы внимательно ознакомились с текстом, для посторонних глаз отнюдь не предназначенным, то должны знать, в каком плачевном положении оказался Наметкин, тогда еще целостный, попав в лапы смертельного врага, осведомленного о его способностях.
— Об этом, пожалуйста, подробнее. Текст уцелел лишь частично Конца как раз и не хватает.
— Кто такой Ганеша. вы себе уяснили?
— Да. Человек, судьбою чем-то схожий с Наметкиным. Душа, скитающаяся по чужим телам.
— В общем-то, верно. Но разница между нами есть. Хотя бы в том, что Наметкин — скиталец-охранитель, а Ганеша — скиталец-разрушитель. Эгоцентрик, обиженный на весь белый свет. Отсюда и конфликт. Понимая, что убивать Наметкина бесполезно и даже опасно, поскольку он обязательно вернется в другом облике, Ганеша задался целью уничтожить его душу. Свеженькое решение, согласитесь. На подмогу себе он призвал чернокожих колдунов, веками скрывавшихся в глухих местах от завоевателей-ариев. Их народ, на санскрите называвшийся дасью, принадлежал к древнейшему населению Земли. Они не знали ни железа, ни колесниц, ни воинских искусств, зато в сокровенных тайнах человеческого естества разбирались досконально. Все, что является практикой и теорией йоги, перешло к ариям от дасью, хотя и в выхолощенном виде. Это была совсем иная цивилизация, почти инопланетная… Наметкина несколько дней подряд поили всякими тошнотворными снадобьями, от которых у него появились диковинные глюки. Затем начался сеанс чего-то похожего на психотерапию, если только этот термин допустим в подобной ситуации. Не дай бог кому-нибудь еще пережить хотя бы матую толику того, что выпало на долю Наметкина. Он ощущал себя то зверем, то гадом, то камнем, то травой. Словами этого не передать. Короче, колдунам удалось расщепить его душу на несколько неравнозначных частей, которые и были извергнуты в ментальное пространство… Вам понятен этот термин?
— Не совсем, — признался Донцов. — Но вдаваться в подробности у нас просто нет времени.
— Хорошо. Сейчас я в двух словах расскажу о своей дальнейшей судьбе. Оказавшись в ментальном пространстве, я, то есть осколок души Олега Наметкина, попытался, как обычно, вернуться в его телесную оболочку, прежде являвшуюся, так сказать, и отправным пунктом, и местом сбора. Однако это не удалось. Прежние пути были мне заказаны. Предки отвергали меня, принимая за чужака. После множества безуспешных попыток я воплотился в тело юной вьетнамской девушки, которую вы сей час видите перед собой… Даже не знаю, какая связь могла существовать между ней и Наметкиным. Наверное, где-нибудь на уровне пятисотого поколения…
— И каково это, оказаться в женском теле? — не утерпел Донцов.
— Ничего особенного. Я уже привык. — Наметкин Первый вновь заговорил о себе в мужском роде. — В теле Минотавра было значительно хуже… Естественно, меня тянуло в эту страну и в этот город. Меня тянуло к собственному телу, которое пребывало в беспомощном состоянии. Вьетнамка ничего не соображала в нынешней жизни, и мне все пришлось делать самому. Как я добирался сюда, это отдельная история. К предыдущим обвинениям можете добавить незаконный переход границы, взяткодательство и сотрудничество с международной мафией.
— Свидетельства против себя юридической силы не имеют.
— И на том спасибо… Год ушел на то, чтобы обжиться, раздобыть нужные документы и устроиться на работу в клинику. Все это время сознание вьетнамки как бы дремало, поскольку мне оно только мешало. Наметкин пребывал в глубокой коме, но я сразу понял, что какая-то частица души, пусть и ничтожная, в него вернулась. Моя ущербность давала о себе знать на каждом шагу. Я не умел писать и утратил многие необходимые в жизни навыки. Хуже всего было то, что я ничему не мог научиться заново. Оставалось надеяться, что существует какой-то способ соединиться с остальными частями личности Наметкина. Но для этого их сначала нужно было собрать вместе.
— Знак на стене клиники — это ваших рук дело?
— Да. Нужен был какой-то ориентир для… остальных Наметкиных. Я верил, что рано или поздно они явятся в клинику.
— До этого вы утверждали, что не умеете писать.
— Тут совсем другое дело. Намалевать по памяти две самые простые буквы и четыре цифры сумеет даже неграмотный.
— И кто же первым откликнулся на ваш сигнал?
— Как ни странно, ворон, которого мы потом прозвали Эдгаром.
— По ассоциации с Эдгаром По? «Только я наружу глянул, как в окошко ворон прянул…»
— Возможно. Хотя получилось это совершенно неосознанно… Я не сразу признал его равным себе, в чем сейчас искренне раскаиваюсь. Потом он стал самым моим близким другом.
— И соучастником во всех преступлениях. — добавил Донцов.
— Деньги я добывал отнюдь не для развлечений. Цель моя вам хорошо известна — сохранить исторический процесс в неизменном виде. Не дать безумцу Ганеше, жаль, я не знаю его настоящего имени, разрушить то, что складывалось веками и в итоге породило наш мир — Человеческое существо, которое язык не поворачивался назвать Тамаркой-санитаркой, широко раскинуло руки, словно пытаясь обнять все вокруг: монтажно-испытательный цех, собравшихся в нем людей, родной город, родную страну и саму планету, где были сотни других стран, тысячи городов и миллиарды людей.
