Вячеслав Поляков-Прокопьев - Нф-100: Киллер для президента
В человеческом обществе меня знали как однолюба, не то, что твои школьные подружки... Кстати, где они трудятся?
- Ладно, так уж и быть, поверю на этот раз! - весело рассмеявшись, Иззя продолжила: - Работают они там же, где и я, только в других лабораториях.
Завтра переговорю с ними... но они наверняка захотят уметь говорить, как ты и я!
- Само собой, разумеется. Другого я и не жду. Скажи им: все члены нашей организации будут говорить! Это главное условие.
Так и передай. Приводи их завтра к нам после работы. - Александр нарочно выделил это "к нам", чтобы Иззе было легче и она ничего такого на его счет не воображала. - Познакомимся, поговорим...
Расскажу про наши задачи и цели. Хорошо?
- Как скажешь, о повелитель! В твоей власти - все мои помыслы, все желания, вся я!
- Литературно, нечего сказать! Ты, случайно, романами не балуешься?
- спросил Александр, в очередной раз отметив, что очень удобно иметь крысиные мордочки, покрытые шерсткой, иначе было бы видно, как Иззя покраснела. Впрочем, она быстро нашлась и ответила:
- Написание любовных романов - удел несерьезных, легкомысленных крысочек, кричащих на каждом углу, какие они талантливые!
Видела я таких. О любви написать невозможно, ее можно пережить на собственном опыте. Пусть я молода, но кое-что все же понимаю!
- Это ты верно подметила насчет любви. Я вообще слышу от тебя исключительно разумные вещи! Честно, не привык еще к такому рогу изобилия, женских премудростей!
За эти слова Александр получил легкий шлепок по филейной части и смех; Иззя в этот момент выглядела необыкновенно изящной, если можно так сказать о крысиной внешности. Так или иначе, у нее получалось выглядеть грациозной.
Ужинали при свечах. Хотя Иззя видела настоящий огонь впервые, ей понравилось. Александр подробно рассказал история возникновения традиции ужинать вдвоем при свечах, и ее очень растрогала эта романтическая история.
Выступили даже слезы, что вообще-то нехарактерно для ее вида. В самом деле, не крокодилы же, а всего лишь крыски, очень даже симпатичные.
Александру, несмотря на проводимую среди себя самого разъяснительную работу относительно того, что все разумы - братья, что все живые организмы должны жить в мире и согласии, трудно было избавиться от предубеждений, доставшихся в наследство от рода человеческого... Впрочем, если подумать, оправдание тому есть.
Прямо скажем, на протяжении многих тысячелетий человек и крысы не были друзьями, и их разногласия в оценке большей полезней того или другого вида на Земле не могли привести ни к чему хорошему.
Хуже того, эти недопонимания и предубеждения относительно друг друга приобрели устойчивый характер и были прописаны на уровне генного кода человека!
Крысы также не воспылали любовью к человеку, памятуя те гонения, которые он им устраивал на протяжении всего времени совместного проживания на одной планете, совместного по совершенно простой причине: другой-то нет... Надо отдать им должное за терпение и такт.
Проживая на планете задолго до человека, никакую пальму первенства они не отстаивали, наоборот, проживая на планете, приспосабливая ее к жизни млекопитающих, закладывали, так сказать, фундамент для будущего человечества.
А где благодарность? Александру было стыдно и неловко перед ИНТЕЛКРЫСом за черную неблагодарность, которой отплатил человек за многие миллионолетние труды огромного числа поколений крысиного сообщества. А ведь взамен они просили всего-то оставить их в покое!
Но такое получить от человека ой как непросто, можно сказать, невозможно. Александр, как мог, помогал крысиному братству и даже пошел на большей риск ради них, но в глубине души хотел все же вернуться к людям.
Учитывая, что его была помощь бескорыстна и шла от чистого сердца, ее можно считать пусть не глобальным, но очень своевременным вкладом в возращение кредита, когда-то полученного человеком от так нелюбимых им крыс.
- Прошло несколько дней.
Сторонников и новых членов организации становилось все больше. Обе Иззины подруги и впрямь проявили себя как активные агитаторы. Они получили голос, и теперь Иззя пропадала с ними все вечера, без умолку щебеча о своем, о девичьем, ну и, конечно же, о главном - о движении.
Приходила домой уставшая, но все такая же веселая, ласковая, не позволяющая себе малейшего расслабления. Александра было не узнать, это новое увлечение - роль лидера движения - затянуло его окончательно и бесповоротно.
Он не мог дождаться утра, чтобы с новыми силами приступить к столь полюбившемуся делу! Он и не подозревал, что в нем дремал пламенный герой революции, подобный Робеспьеру Неподкупному, Жанне д'Арк (по духу, разумеется) и другим знаменитым революционерам.
Складывалось впечатление, что они сами поселились в сознании Александра, и в груди у него запылало настоящее революционное сердце, жаждущее перемен.
Перемены не заставили себя ждать, некоторые - из разряда не совсем желанных. Например, он был приглашен по селектору к полковнику, что оптимизма не внушало.
Забравшись на столешницу (по-нашему это соответствовало понятию "на ковер") перед полковникам и заняв место на креслице, Александр приготовился к не самому приятному для себя разговору.
Полковник, подняв брови, как он это делал, когда был чем-то недоволен, произнес:
- Так-так-так... Стало быть, мы уже заделались лидерами движения. Интересно, давно это у тебя?
- Давно - что?
- Не притворяйся, это тебе не идет!
- Я имею ввиду эту вдруг появившуюся тягу к массам. Мне доложили, что ты проводишь сложные операции, и члены твоей организации обретают способность говорить.
В общем и целом я не против, так даже удобней с ними общаться... Но у тебя что, слишком много свободного времени?
Я уж не говорю об идеологической подоплеке сей деятельности... Может, тебе рабочую нагрузку увеличить?
- Мне кажется, я полностью выполняю свои служебные обязанности, и некорректно с вашей стороны указывать мне, сколько и как надо работать.
Это во-первых.
А, во-вторых, вы ведь сами говорили, что я не раб, что всеми свободами, какие возможны, я буду пользоваться неограниченно... и что в результате? Вам не нравится моя общественная деятельность.
- О, мы показываем зубки!
Это хорошо для работы. Если говорить серьезно, мне абсолютно наплевать, чем ты занимаешься в свое личное время. Меня может раздражать в этой ситуации только одно, а именно то, к чему может привести массовая раздача свобод.
