Александр Тюрин - «Если», 2003 № 07
Режиссер — пятому: Прекрасное шоу. Даже я думал, что Модель — женщина.
Надеюсь, на следующей неделе они не запрограммируют меня на угрызения совести. Плевать мне на проигрыш. Я просто хочу в следующий раз быть веселым и беззаботным.
Но ведь я и без того не смогу запомнить, как все было.
Перевела с английского Татьяна ПЕРЦЕВА
Салли Макбрайд
ПОТОП
Фриц лизнул меня в щеку и взвизгнул. Я отмахнулась, поскольку только что наконец сумела сфокусировать увеличенное изображение личинки ангелокрыла посреди плотной мозаики сырого песка, находившейся в шестидесяти сантиметрах подо мной, и теперь ждала, когда она начнет прокапываться к поверхности. Солнце и приморская жара и так мешали работе, а тут еще волк. Он снова лизнул меня и сказал:
— Лизбет, надо идти.
— Фриц, заткнись! До обеда еще далеко.
Пестрая мохнатая морда Фрица съежилась и превратилась в бледное и остроносое лицо. Моя мать.
— Лизбет, это я. И я хочу, чтобы ты немедленно была дома.
Я выключила микроскоп, подождала, пока он втянет свое рыльце и свернется в кольцо, а потом повесила его на пояс, которым и ограничивалась вся моя одежда.
— Мама, — сказала я, — разве это не ты сама прислала меня сюда? Или тебе уже не нужны образцы из рощи лилейных деревьев?
— Но ты не в роще. — Голос ее казался напряженным. Между прочим, большая редкость. — Ты на пляже, хотя тебе запрещено сюда ходить.
Я поглубже зарылась пальцами ног в теплый песок и присела, обхватив руками колени.
— Ну и что с того? Я вернусь к лилейным деревьям…
— Забудь о них. — Обращенные ко мне глаза ее сделались серебряными. Трудно объяснить словами присутствие рядом с тобой сетевой личности… то, как она говорит в тебе самой. Как смотрит тебе в глаза, находясь внутри твоего собственного черепа. Впрочем, я привыкла, и это более не смущает меня, кроме тех случаев, когда мать прибегает к различным способам физического и психологического принуждения, чтобы заставить меня что-нибудь сделать. — Я хочу, чтобы ты повернулась на юг, обратилась лицом к океану и сказала мне, что видишь.
— Повернуться лицом к воде?
— Да. Просканируй весь пляж, увеличь изображение, если потребуется.
Я встала, стряхнула с ног налипшие песчинки и, щурясь, оглядела весь длинный, покрытый сухим желтым песком склон вплоть до густой черной тени, залегшей под стеной плотины километрах в двух от меня. Отсюда огромная стена уплотненной глины не казалась такой уж внушительной. Вдалеке она загибалась на юг, образуя некое подобие плоскогорья, на котором располагался океан. Я сощурилась еще больше, и стена приблизилась, повинуясь реакции моих оптических имплантатов.
— Лиз, посмотри на ее основание. И скажи мне, что ты видишь.
— Вижу что-то такое… ну, что-то блестящее и движущееся в тени… Ох! — удивление заставило меня отступить на шаг.
— Говори же, что там! — резко прозвучал голос матери.
— Там «саперы». Гигантские. Их там, наверное, сотни.
Мать послала тактильный импульс, буквально развернувший меня за шкирку в направлении лагеря.
— Живо! — крикнула она, исчезая из моей головы. Сменивший ее Фриц принялся цапать мои лодыжки и подвывать, а я бежала вверх по пляжу, окаймлявшему море этого мира, точнее — океан, отделенный от равнин самым большим из существующих во Вселенной уступом. По песку бежать трудно, и края растительности я достигла уже задыхаясь. Остановившись в узкой полосе тени, я оглянулась. Передо мной раскинулась равнина — песчаная, залитая солнцем. Мы называли ее пляжем, но воды рядом не было. Она находилась в километрах отсюда и притом высоко над головой. Вдруг я ощутила себя муравьем, оказавшимся у основания готовой обрушиться плотины. Фриц, существующий лишь в моей голове, скакал рядом, подвывая.
— Живо… живо-оу-у!
Фриц был моим наставником, врачом и приятелем; однако, в первую очередь, он представлял собой персонифицированную, вживленную в мой мозг связь с Сетью, где все и происходило. То есть все, не имевшее физического характера. Например, легкие мои вдыхали настоящий воздух, а тело покрывал подлинный пот. Песок, вездесущий и докучливый, лип к пальцам рук и ног. Я была здесь единственным человеком на сотни километров.
Открыв свою фантомную пасть, Фриц хорошенько тяпнул меня за бедро.
Я мчалась к лагерю. И на бегу услыхала какой-то шепот в голове, потом в моем визуальном поле полыхнул статический разряд, да так, что я едва не упала.
— Ты в порядке? — пропыхтел кто-то мне в ухо, и пока я карабкалась вверх по склону, помогая себе руками, этот кто-то превратился в папу. Он бежал возле меня, смешным движением вытирая лоб. Но мне было не до смеха.
— Где мама?
— Пилотирует шаттл. Не волнуйся, мы заберем тебя, Лиззи, до того как вода достанет тебя.
Сокрушительный поток сенсорных подробностей хлынул на меня, прежде чем отец успел подавить его: черный поток, кишащий животными, раздирающими мою плоть.
Однако он немедленно взял себя в руки.
— Детка, беги, только беги, и все будет в порядке.
Хорошо. Значит, из орбитального роя опускается шаттл, и он доставит меня в безопасное место.
— Будь со мной, когда я окажусь там, ладно? И расскажи, что случилось.
— Конечно, Лиззи.
Папа — новичок в Фулнете. Он женился на матери, когда обоим было пятнадцать — через два года после достижения разрешенного законом брачного возраста. Потом родилась я, и мама сразу же ушла в Сеть. Отец остался, вновь женился через несколько лет, но других детей не завел, и когда развалился и этот брак (Сандра мне никогда не нравилась), перешел в Фулнет. Мне тогда исполнилось десять. Отец был редким человеком из плоти и крови, которых мне довелось знать, во всяком случае, столько времени. Остальные приходили и вскоре уходили — обычно это были другие дети. И я не встречала в физическом мире человека, который бы дольше, чем папа, оставался вне Сети.
Я еще помнила связанные с ним ощущения: запах и то, как краснели его глаза, когда он не спал всю ночь, слушая старинную музыку или размышляя о чем-то. Виртуальные глаза никогда не краснеют, если только вы не делаете этого специально, а папа не любил подобного рода эффекты.
В отличие от матери. Внезапно она оказалась рядом с нами — легкая, несущаяся вперед волчица, похожая на Фрица, но только ослепительно белого цвета. Блеснули ее серебристые глаза. У Фрица глаза светились голубыми огоньками, и шкура у него золотисто-бурая с серыми щетинками над глазами, похожими на брови. Почему мать все время является в виде зверя? Почему она грузится во Фрица и отключает его, когда хочет привлечь к себе мое внимание? Я ведь не люблю этого, что ей прекрасно известно. Фриц тоже оставался рядом, он мчался неподалеку, однако она отключила его голос. Ну ее к черту!
