Александр Абрамов - Селеста-7000
— Не рискнут. Еще полчаса, и мы уже будем в территориальных водах Америки.
Трэси обернулся и посмотрел назад.
Кордона перехватил его взгляд. В нем была решительность, злость, азарт — все, кроме огорчения. Джошуа Игер-Райт действительно был убежден, что игра еще не закончена.
26. ЕЩЕ ОДНО ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЕ
— Тебя ищут, Анджей! Катер сейчас отплывает.
Рослов сидел в «переговорной» у столика, опустив голову на руки. После операции Корнхилла все здесь снова напоминало покинутый публикой цирк.
— Я остаюсь, девочка.
— Зачем? Корнхилл оставляет здесь полицейский наряд до утра.
— Вот я и вернусь с ними.
— Я боюсь, Анджей.
— Еще смешнее. Я не один. Да и нападение не повторится.
— Я боюсь Селесты, Анджей.
— Он друг, глупышка. Теперь уже наверняка можно сказать, что друг.
— И позволил стольких убить.
— Его нельзя судить, Яна, по законам нашей морали. Это не человек. Жизнь и смерть для него — информация. И все-таки он друг. Он позволил и еще одно — очень важное для уточнения контактов. Объяснения после — разговор долгий. А пока включи мои записи. Пленки не в сейфе у Смайли, а у меня в шкафчике. Вот ключ. Кое-что уяснишь. И скажи Корнхиллу: пусть меня не беспокоят.
Оставшись один, Рослов прислушивался минуту-другую, не войдет ли Смайли или инспектор полиции. Он даже приоткрыл дверь к причалу, но все было тихо. Потом раздался гудок отплывающего катера, и, облегченно вздохнув, Рослов захлопнул дверь. Теперь можно было ожидать прямого контакта с Селестой. Откликнется ли он, ответит ли? А у Рослова были вопросы, на которые он сам ответить не мог. Почему Селеста принял такое неожиданное решение? Правда, не совсем неожиданное: Рослов просил об этом. Но почему он согласился? Из запрограммированного любопытства к «осложненной» информации? А ведь он мог и не осложнять ее: довести до конца информативный обмен с Игер-Райтом, не переключая «игру» на Рослова, рефлективно среагировать на появление Корнхилла и позволить налетчикам уйти с необходимой им информацией. Сложилась явно проблемная ситуация. Требовалось принять одно из двух взаимно исключающих друг друга решений. Нужна была воля, личность. Селеста ее продемонстрировал. Понял ли он это и было ли это сознательной, хотя и подсказанной мыслью? Подсказанной Рословым, его отчаянным призывом к воле Селесты. Выполнялась ли этим уже измененная программа «поиска» информации или дополнительно программировались новые задачи?
Селеста ответил, как всегда, неожиданно и без «миражей»:
— Слишком много вопросов. Начинай по порядку.
— Почему ты согласился на подсказанный мной подмен?
— Интенсивность волны. Мысль высокой энергетической мощности и большой информационной чистоты.
— Но ты мог не согласиться, мог дать информацию, нужную Игер-Райту, и отпустить его с миром.
— Мог.
— Ты знал, о чем он собирается спрашивать?
— Знал.
— И сознательно не остановил эксперимента, когда я повел его по-своему?
— Да.
— Значит, ты знал и о моих планах, когда подключал мое сознание к твоему информарию?
— Знал.
— Тогда ты сделал выбор, а для выбора нужна воля. Ее не включили твои создатели в сумму идей, заложенных в программу. Следовательно, новая идея была заложена после. Я имею в виду выбор решения в проблемной ситуации.
— Да.
— С нашей помощью?
— С твоей.
— Спасибо. С расширением программы расширяется и область «поиска» информации, заключенной в контактах, в частности в разнообразной форме человеческих рассуждении. Ты можешь не только отвечать, но и задавать вопросы, а получая ответы, принимать решения. Для таких решений нужен критерий.
— Он есть.
— Какой?
— Твой. Я совершенствуюсь.
— Тем лучше. Тогда подключи меня к Игер-Райту. В твоих контактах с человечеством полезно знать не только друга, но и врага.
— Он сейчас спит.
— Где?
— На яхте. В Норфолке их ждет самолет — собственный, сверхскоростной.
— Кого «их»?
— Их двое. Он и Кордона. С пилотом самолета они уже связались по радио. Тотчас же по прибытии в Норфолк вылетят в Лос-Анджелес. Там Кордона исчезнет, а Игер-Райт прямо с аэродрома проследует на виллу в Санта-Барбару.
— Когда он прибудет?
— К утру.
— Подключи меня тотчас же. А пока я прилягу в дежурке радиста…
Рослов проснулся от сильных ударов по телу на резиновой кушетке, возле мраморного бассейна в полу в ослепительно белой ванной. Массажист «работал» над его поясничными мышцами.
— Вот что значит спать сидя, шеф, — сказал он, сильно и ловко поворачивая Рослова на бок.
И тут-то Рослов увидел свое — вернее, не свое — тело, более крупное, упитанное и волосатое. Он хотел тронуть подбородок и не мог: рука не повиновалась его мысли, но по тому, как провел рукой массажист по его шее, он понял, что и привычная борода исчезла. Теперь он понял, что «подключен» к Игер-Райту, который думал о другом, не сознавая своей связи с Рословым: два сознания, две личности. Одной принадлежит тело и окружающий мир, другая подключена к ней, как универсальный видеофон. Трэси мыслит и действует, ничего не зная о близости Рослова, Рослов контролирует все его мысли и действия, не имея возможности ничему помешать. Ему уже давно надоел массаж, но он бессилен сказать «хватит!», а вместо этого, покорно подставляя свое тело шлепкам, спрашивает чужим, хрипловатым голосом:
— Что ты сказал репортерам?
— Что вас только что привезли из клиники и врач разрешил теплую ванну и массажные процедуры.
— Что они спрашивали?
— Какой массаж: лечебный или обычный? Я сказал, что доктор Хис предпочитает обычный и считает вчерашний инцидент чистой случайностью, не угрожающей состоянию здоровья.
— Книжно изъясняешься. Отрепетируй попроще. Хис здесь?
— Ждет в приемной. Вместе с ним тип в золотых очках и с недозревшей бородкой.
— Пусть подождет. Позови Хиса.
«Интересно, когда Трэси привезли из клиники и почему из клиники, связан ли Хис с клиникой и зачем Хис вообще?» — подумал Рослов, а голый человек на кушетке тоже подумал: «Хис не спешит. Хороший признак».
Хис, тучный, представительный мужчина, нежно-розовый, несмотря на свои пятьдесят, действительно не спешил. Вошел с чувством профессионального достоинства и сел на табурет массажиста без приглашения, положив в ноги лежавшему пачку пухлых двухцветных газет.
— Вчерашние вечерние? — спросил Трэси.
— Есть и вечерние.
— Прочти вслух. Я без очков.
