Кир Булычев - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 36
Кстати, у рождающейся под его пером страны появилось название: Middle Earth — Средьземелье; происходит оно от древнего скандинавского Milgaard — Средняя Земля, Средний Мир, в отличие от Мира Верхнего, небесного, и Мира Нижнего, подземного.
Свершилось непредвиденное. Количество, грозившее похоронить всю идею под лавиной выдуманных фактов, перешло в новое качество. То, что мыслилось приложением, обратилось в суть. И из внешне бесхитростной детской сказки по кирпичику был выстроен целый художественный мир — в буквальном смысле слова мироздание. Его уже невозможно было удержать в голове, он рвался на бумагу, неописуемо разрастался в размерах, заполняя собой все пространство и время.
Работа над «продолжением» затягивалась; сначала десятки, а в скором времени уже сотни страниц выходили «из недр» пишущей машинки, на которой профессор Толкин неумело, двумя пальцами стучал месяц за месяцем, изо дня в день…
Однако и эта работа была прервана в самом начале. Разразилась мировая война, вторая на памяти Толкина, но не сравнимая с первой по количеству пережитого и пролитой крови.
Гуманист, на собственном опыте испытавший «животный ужас окопов» (его собственные воспоминания о сражениях на Сомме), не мог закрыть глаза на творившееся вокруг. Да и можно ли было отсидеться за бастионами средневековых манускриптов в то время, как из «черных туч» реальности, застилавших небосклон, сыпались на землю бомбы. (Сам Оксфорд не бомбили ни разу, но лежавший севернее город Ковентри асы Геринга буквально сравняли с землей.)
Толкина война пощадила — как уже было сказано, отмеренную ему чашу жизненных испытаний он к тому времени выпил сполна, — сохранив ему сыновей. Старший был священником и, по счастью, вовремя успел эвакуироваться из Рима, где учился в духовной академии, а младшего не взяли в армию по болезни; только средний сын всю войну прослужил зенитчиком. Но через Оксфорд шли бесконечные обозы с ранеными и эвакуированными, и стареющий профессор все это смог наблюдать собственными глазами: горе, страдания, смерть.
Так задуманная совершенно вневременной сказка полнилась образами и деталями, которые потом оказались до боли знакомы читателю, пережившему годы войны.
Конечно, Толкин намеревался оставить сказку сказкою, избежав прямых аналогий. Но известно ведь: писатель как губка впитывает все, что видит и слышит; а как после трансформируются эти впечатления, в каких образах причудливо преломятся, заранее угадать не рискнет, пожалуй, никто.
И еще он подсознательно задумался, наверное, о том, о чем стали говорить повсеместно, но уже после войны. И после того, как мир узнал о Бомбе.
Как далеко может завести жажда Власти, оснащенная чудесами технического прогресса (в его, толкиновском, Средьземелье это, конечно же, магическая сила древних Колец). И что может противопоставить этому разлагающему соблазну властью не герой и не предводитель масс, а простой, обычный маленький человек. И можно ли победить темную Власть, и что для этого нужно, и чем придется заплатить за победу.
И можно ли уповать на помощь какого-нибудь доброго волшебника или придется всегда и во всем рассчитывать только на самого себя.
Гигантская книга в трех томах — а это: действие, простирающееся на два полнокровных года, плюс еще детальная хронология на предшествовавшие шесть с половиной тысяч лет (!) и более чем сотню последующих; три с половиной сотни персонажей; шесть десятков прекрасных песен, стихотворений и баллад; «переведенных» с языка эльфов и других народов, населявших Средьземелье; и кто в силах сосчитать, сколько сюжетных и смысловых пластов! — была завершена только в конце 40-х годов. Одно издательство ее поначалу отвергло — потом, очевидно, локти кусали от досады! — а приняло то же, «Аллен энд Анвин».
Первый том трилогии «Властелин Колец» — роман под названием «Братство Кольца» — вышел в свет в 1954 году. А год спустя появились два других — «Две башни» и «Возвращение короля».
И имя Джона Рональда Руэля Толкина отныне было навечно вписано в историю мировой фантастической литературы.
Жизнь книги
О чем же там идет речь в этой книге? Попробуй ответь…
А в «Войне и мире» или в ее американском эквиваленте, романе Маргарет Митчелл «Унесенные ветром», — о чем? Мало сказать, что о войне, и о мире, и об унесенных ветром перемен человеческих судьбах. Настоящую литературу вообще не так-то легко разъять на составные части и каждую снабдить указующей этикеткой.
Трилогия Толкина — это… Что ж, начнем перечислять.
Сказ о героической одиссее, о богатом приключениями военном походе. Эпическая хроника мира Средьземелья. Повесть о простом человеке — «винтике», волею судьбы вознесенном к ее сокровенным рычагам, управляющим мирозданием. Моральная притча о коррумпирующей сущности власти — и «исторический» рассказ о том, как последняя была низвергнута с трона. Философский роман об извечной битве и трогательном, многими упорно не замечаемом единстве Добра и Зла, и о личной ответственности каждого за свершенное однажды неверное деяние.
В какой-то мере книга действительно представляет собой то, что перечислено выше, — но ведь и многое другое! (Я просто выписал подряд, без разбору, интерпретации нескольких американских и английских литературоведов из одного-единственного сборника статей — «Толкин и критики», вышедшего в 1968 году.) Фантазия, мифопоэтика, аллегория, эпос, символическая проза — а также романтическая, религиозно-назидательная, просто сказочная или приключенческая… Называйте, как хотите, используйте какой угодно литературоведческий термин — все подойдет.
Это не преувеличение. Подходящего обобщающего термина творению английского писателя не отыскать просто потому, что не было до того в литературе ничего подобного.
Разумеется, сказки писали и раньше, но никогда на сказочном фоне и сказочном материале не развертывалось действие по-настоящему «взрослого» романа. Никогда до Толкина не создавали эпических сказочных полотен. И никогда еще моральную притчу не раздували до полуторы тысячи страниц…
Трижды ересь — с точки зрения накатанных филологических канонов (я не убежден даже, что правильно употребляю все эти специальные термины в отношении трилогии Толкина). Но ведь никогда и не следует основываться на канонах, если имеешь дело с произведением столь новаторским и не поддающимся каким бы то ни было сравнениям. Это все последующее, написанное в том же духе, еще можно определять словом-новоделом «толкиниана», а вот для обозначения им самим созданного никаких умных слов придумано не было.
