Максим Хорсун - Рождение Юпитера
Нет, с бесфамильными так нельзя. Один раз из-под ее ног выбил почву Шелли. Во второй раз это сделал Ай-Оу своими причудами. А в третий… Неизвестные, выстрел из ядомета, допрос, крушение…
В конце концов, Брут стал находить утешение в работе – это было лучшее средство против пасмурных мыслей и абстинентных фантазий. Он выуживал из памяти отложенные в долгий ящик идеи. Все они, так или иначе, касались сверхгабаритных кораблей.
Пачка дорогой мелованной бумаги, потертое стило, кружка горячего чаю… Работа текла сама собой. Любые задачи оказывались по плечу, стоило только призадуматься. Стило выводило столбцы цифр, формулы и четкие – без помарок – графики и схемы.
Но у такого времяпрепровождения имелась обратная сторона. Однажды Брут посмотрел на свое голограмм-отражение и понял, что он неумолимо превращается из крепкого атлета в вислобрюхого мужа с большими, но дряблыми руками. И не было способа повернуть досадную метаморфозу вспять. Лентяи Шелли не позаботились оборудовать «Рурк» приличным спортивным залом. Пара тренажеров, конечно, имелась, вот только с такими нагрузками справился бы и ребенок.
Шелли-Шелли! Зачем было расставаться с Климентиной? Вы распрекрасно смотрелись вместе: тонкорукие, тонконогие, благородно-анемичные, глаза у обоих сверкают – то ли слезы в них стоят, то ли свет Вселенной в них отражается.
* * *«Моя дорогая Климентина!
Спешу разделить с тобой радость! Раскопки на Пангее наконец-то принесли результат! Мы не смели и надеяться, что успех будет столь ошеломительным! Исследуя с орбиты одну из аномальных зон в центральной континентальной части, под довольно тонким слоем льда мы обнаружили древние развалины. Я датирую их предположительно – раннечеловеческой эпохой протолюдей. Несколько строений имеют несомненно пирамидальную форму! Спешу сделать вывод, что наша миссия открыла Пирамиды первых прайдов!
Сильное впечатление производят три Пирамиды – они не уступают в размерах нынешним Пирамидам Розового Берега. С легкой руки Рэндала мы назвали их Великими. А почему бы и нет? Прямо сейчас, когда я диктую эти строки, рабочие снимают последний слой льда. После ужина каменные громады откроются для прямого зондирования!
Мою радость и гордость трудно передать словами! На днях к нам прибывает комитет по науке и образованию, причем – в полном составе! Благородные коллеги изъявили желание увидеть собственными глазами эту без преувеличения самую значительную находку в истории Сопряжения. Сегодня я беседовал с Джакобо Пуанкаре, он сердечно поздравлял меня и всю миссию, а также настойчиво приглашал воспользоваться гостеприимством его прайда. Я вынужден был отказать нашему доброму Председателю, поскольку готов дни и ночи напролет проводить у Великих Пирамид.
Дорогой друг!
Раскрыв объятья, жду тебя на Пангее!
Помнишь, как мы мечтали? Помнишь, на что надеялись и во что верили? Помнишь наш усердный труд? Никогда еще мы не были столь близки к тому, чтобы воплотить мечты в жизнь.
Возвращайся на Пангею, прошу тебя! Здесь твои друзья, ты нужна нам. Это великое открытие на какую-то часть принадлежит и тебе.
Это был я – иерарх прайда Контон, твой учитель и друг, Лью Контон».
Климентина в четвертый раз слушала сообщение, надиктованное сухим и торопливым голосом. Ей было стыдно. Она осознала, что последние события оттеснили на второй план все, что было связано с Пангеей. «Пакет» иерарха Контона звучал для нее, как письмо из другой жизни. Из жизни, полной светлых надежд и ожиданий. Из той жизни, в которой плохого было всего ничего: лишь воспоминания о Шелли и, по сути, безобидные шалости Рэндала.
…они оживят Пангею. Они: Климентина, Ай-Оу, Шелли и Брут, пройдутся, взявшись за руки, оттаявшей долиной – дорогой первых лишайников и мхов; над их головами будет голубое небо…
Одна в пустой рубке. Кресло астроника за спиной, сенсорная панель управления – под пальцами, доброжелательно подмигивают огоньки на пульте; здесь Климентина чувствовала, что она – на своем месте. Она и спала, и ела в кресле. Она не отрывала глаз от смотровой розетки, мысленно умоляя «Рурк» лететь еще быстрее. А из смотровой розетки на нее глядело пунцовое Солнце, и черные пятна в атмосфере делали его похожим на человеческий череп.
Брут не нарушал ее покой, и Климентина была тому рада. Двоякие чувства боролись в ее душе. С одной стороны, после пережитого кошмара на заброшенной станции она нуждалась в друге как никогда. С другой… заклинать «Золотой Сокол» или взывать к вездесущему Ай-Оу было куда удобнее, оставаясь наедине со звездами.
Брут, очевидно, все понимал… Брут вообще сильно изменился. Климентина могла обернуться и выяснить, что он стоит в проеме двери, что на его шейном корсете мигает огонек; что на губах Брута – полуулыбка, а в прищуренных глазах – понимание. Какое-то ироническое понимание, будто видит он Климентину насквозь и еле-еле сдерживается, чтобы не рассмеяться.
А однажды она заглянула в покои Шелли и увидела, что Брут – нагой и мокрый после купания в бассейне – лежит на полу и, высунув язык, чертит что-то стилом на бумаге. Климентина спросила: «Вдохновение, да?» «Еще бы, – ответил, не поднимая головы, Брут. – Трайтонские божки зарубили мой последний проект… Негуманно, мол, неблагородно!.. Предвижу, как завизжит комитет по образованию и науке… когда на его рассмотрение ляжет вот это! Это!!!»
Сами собой вспомнились неприятные слухи о Бруте. Сопряжение – не без «добрых» людей, вся медкоманда на «Парацельсе» шепотом обговаривала скандального иерарха. И неужели сейчас, когда от них двоих зависят жизни Ай-Оу и Шелли, Брут опять взялся за свои чудовищные ковчеги? «Ковчеги смерти» – так прозвали его изобретение в сводках информационного агентства.
Она вернулась в рубку и поделилась сомнениями с Ай-Оу. Но чудак ей не ответил. Чудак в последнее время был отчего-то молчалив.
Ай-Оу любуется Солнцем.
Климентина включила «пакет» Контона еще раз. Откинулась на спинку кресла, стала грезить о Пангее. Она была безмерно благодарна Контону за ренессанс, который происходил в ее душе.
Трель системы оповещения Климентина оборвала небрежным прикосновением к сенсорной панели. Зевнула и потянулась: ее дрему потревожил, к счастью, не заливистый сигнал тревоги, а размеренное пиликанье. Прилежный корабль сообщал об изменении ситуации в близлежащем пространстве, а обращать на него внимание или нет – решать астронику.
Климентина помассировала лицо руками и просмотрела несколько голограмм.
Через минуту она потянулась к внутренней связи.
