Юрий Кларов - Пять экспонатов из музея уголовного розыска
Беспалов осмотрел дотошно один мебельный гарнитур, потом так же дотошно другой.
С ответом он не спешил, медлил.
- Что скажешь, Никодим Егорыч? - спросил дворецкий.
Беспалов помолчал, а потом решительно указал на мебельный гарнитур, привезенный в Петербург из усадьбы Шереметева.
- Буль. Подлинный, понеже лучше разве что сам господь сотворит.
- Дивная работа, - согласились краснодеревщики.
Итак, один гарнитур оказался подлинным, а другой искусной подделкой. Всё стало на свои места.
Но в тот самый момент, когда дворецкий Потемкина, с облегчением вздохнув, подумал, что теперь может обо всем отписать князю, из толпы мастеров робко выдвинулся лысенький хлипкий старичок и, шамкая, спросил дозволения понюхать мебель.
- Чего-чего? - переспросил ошарашенный дворецкий.
- Понюхать, - повторил старичок.
- Нюхай, коли желание такое имеешь, - пожал плечами Феоктист Феоктистович, который привык всегда и во всем уважать старость.
Старичок понюхал столик, за которым герцогиня Орлеанская съела, по преданию, пятьдесят семь пирожных, пуфы, делающие элегантными недотеп-кавалеров. Словно идущий по следу охотничий пес, поочередно обнюхал козетки, зеркала, канапе, кресла.
«Спятил, совсем спятил», - шептал про себя Феоктист Феоктистович, в ужасе прижимая к груди руки.
Наконец старичок будто бы притомился. Разогнулся, держась за поясницу, промакнул большим пестрым платком вспотевший лоб. Отвечая на вопросительные взгляды краснодеревщиков, кивнул головой и удовлетворенно улыбнулся провалом беззубого рта.
- Припахивает, припахивает, - прошамкал он. - Чешночком да рыбкой припахивает.
- Врёшь! - вскинулся Беспалов.
- В молодошти во врунах не ходил, а в штарошти оно и пождно.
- Всё одно врешь! Не может быть того!
- Вот-те крешт! - схватился старичок за шнур нательного крестика. - Не веришь - шам нюхни.
- И нюхну, - сказал Никодим Егорович.
- И нюхни! - петухом выгнул тощую шею старик.
Когда сам Беспалов стал обнюхивать мебель, Феоктист Феоктистович окончательно потерял дар речи. Старость, она, известно, не радость. Со старого да с малого какой спрос? Но чтоб всеми уважаемый мастер до такого безобразия дошел - это никак не укладывалось в голове дворецкого. Светопреставление!
- Што теперя, Никодим Егорович, шкажешь? - спросил старик у Беспалова, когда гот наконец-то закончил со своим странным занятием и отошел от гарнитура.
Беспалов только руками развел сконфуженно, дескать, а что тут скажешь? Всё верно: и чесночком, и рыбкой припахивает…
- Ну и что из того, что пахнет чесноком и рыбой? - спросил ничего не понимающий дворецкий.
- А то, - ответили ему, - что все эти мебеля - и те, что Григорий Александрович Потемкин князь Таврический в Петербурге изволили купить, и те, что им из Кускова граф Шереметев прислали, - самой что ни на есть русской, а не парижской или еще какой работы. И смастерили их не сто лет назад, к примеру, а никак не больше ста дней, Да и того много.
- Выходит, фальшь? - схватился за голову дворецкий.
- Фальшь, Феоктист Феоктистович.
- И то фальшь, и это?
- И то и это, Феоктист Феоктистович, - вздохнул Беспалов. - Промашку дал я, не без того. Ведь и на старуху проруха бывает. Все тут русской работы, хотя до удивительности с прославленным мебельным гарнитуром французского великого мастера Буля сходство имеет. Так мыслю, что на глаз и сам Буль не отличил бы, в великое затруднение пришел бы сей мастер.
- Верно, - согласились другие краснодеревщики.
- А как же вы, так сказать, всю подноготную суть этих мебелей унюхали? - заинтересовался дворецкий.
Оказалось, что отличить русскую мебельную работу от иноземной, ежели работа не очень давняя, на нюх порой легче, чем на глаз. И секрет тут не в чем ином, как в клее. Самый лучший клей - это рыбный клей карлук. Ни во Франции, ни в Голландии, ни в Англии, ни у немцев этого клея не делают. А варят его только в России из осетровых пузырей, плавников да хрящей. Клей карлук, или, как его еще именуют, курлук, вид собой имеет почти что прозрачный и отсвечивает перламутром.
Будет он покрепче и мездрового клея, и костяного, и кёльнского. Даже клею из бобровой стружки с ним не тягаться. Всех клеев царь. Всё он скрепляет намертво, особо ежели размочить и разварить его в русской, хорошо очищенной водке и сколько положено добавить ядреного чесночного сока - такого, чтоб за версту в нос шибал. Вот по запаху чесночка, покуда он, понятно, не выветрится начисто, опытный мастер и определит - православный делал художественные мебеля с маркетри или мастерили их в иноземных странах. Это уж точно, без ошибки.
Феоктист Феоктистович почесал по стародавней привычке в затылке и для верности спросил:
- Но ведь карлук-то небось в продажу и за моря возят?
Оказалось, что в заморских странах русского карлука почти что и нет вовсе, так как еще в XVII веке был издан специальный царский указ, предписывающий русским купцам за границу «того клея с сего года никому не продавать, к городу Архангельску тайно не провозить и не торговать… чтобы того клея в продаже у иноземцев не было».
А ежели к иноземному мебельному мастеру и попадал какими неведомыми путями карлук, то иноземец, не зная русского секрета, пускал его в дело без водки и чеснока, в первородном виде.
- Буль-то карлуком пользовался? - спросил Феоктист Феоктистович.
- Нет, - ответил Никодим Егорович Беспалов. - Не имелось у Буля карлука. Буль клеил свои мебеля костяным клеем, а наборное дерево - или же тем же костяным, или же клеем из бобровой стружки.
Вслед за тем краснодеревщики вновь осмотрели стоявшие в комнате мебельные гарнитуры и отыскали в них многие иные несообразности.
Оказалось, например, к вящему удивлению Феоктиста Феоктистовича, что позолота в некоторых местах вовсе и не позолота, а краска «щучье золото», сделанная по древнему русскому рецепту, помещенному в рукописной книге «Чин мастерству».
Выяснилось также, что гондурасовой первого разбора черепаховой кости в осматриваемых вещах и в помине не было, что её везде заменял подделанный под черепаху обыкновенный рог. Феоктисту Феоктистовичу объяснили, что для таких подделок рог покрывают воском, счищают его в тех местах, где хотят окрасить, и делают там бурые пятна смесью сурика, поташа да извести, а затем всё окрашивают фернамбуковым деревом.
И занзибарское эбеновое дерево, и мадагаскарское, и манильское, и ост-индское саппановое, коему положено пахнуть фиалками, было подменено вываренным в краске обычным грушевым.
Древность резьбы подделали с помощью пережжённого сахара, воды и бурой сажи, а самый обычный перламутр превратили в черный, подкрашивая его раствором хлористого серебра в нашатырном спирте и держа затем на солнце.
![Юрий Кларов - Пять экспонатов из музея уголовного розыска [с иллюстрациями]](/uploads/posts/books/165945/165945.jpg)
